Наши партнеры |
|
1913
26 июля 1913 г., дача Ковалевского (под Одессой).
Нынче уезжает Юлий. А наступила дивная погода. Страшно жалко его.
Каждое лето - жестокая измена. Сколько надежд, планов! И не успел оглянуться - уже прошло! И сколько их мне осталось, этих лет? Содрогаешься, как мало. Как недавно было, напр., то, что было семь лет тому назад! А там еще семь, ну 14 - и конец! Но человек не может этому верить.
Кончил "Былое и думы". Изумительно по уму, силе языка, простоте, изобразительности. И в языке - родной мне язык - язык нашего отца и вообще всего нашего, теперь почти уже исчезнувшего племени.
1914
Капри, 1/14 янв. 14 г.
Позавчера с Верой и Колей приехали на Капри. Как всегда, отель "Квисисана".
Горький и Кат. Павл. с Максимом уехали в Россию, он на Берлин, она на Вену.
Вчера встречали Нов. год: Черемновы, вдова революционера и "историка" Шишко с психопаткой своей дочерью, Иван Вольнов 70, Янина и мы.
Ныне весь день проливной дождь. Кляну себя, что приехал. Италия зимой убога, грязна, холодна, и все давно известно-переизвестно здесь.
2.1.14.
Проснулся необычайно поздно - в 9: дождь, буря (со стороны Амальфи).
Потом временами солнечно, временами сыро. Очень прохладно. <...>
Вечером на даче у Горького - там живет Шишко и мать Катерины Павл.- старозаветнейшая старуха: воображаю, каково ей жить ни с того ни с сего среди эмигрантов, бунтарей! И с трепетом в душе: шутка ли, за какую знаменитость попала ее дочка!
4.1.13(14).
Весь день мерзкая погода. В газетах о страшных метелях в России. Землетрясение на итальянских озерах.
Лень писать, вялость - и беспокойство, что ничего не делаю.
Отчаяние - нечего писать!
Солнечно и холодно.
6.1.14.
То же. А день прелестный.
7.1.14.
Пасмурно, прохладно. Пожар в "Квисисане".
8.1.14.
Ужасная погода. Опять боль в боку (в правом) ниже ребер, возле кости таза.
9.1.14.
Весь день дождь. Боль.
Старухи (мать К. П. и Шишко) - "сюжет для маленького рассказа". Шишко была в дружбе с Э. Реклю, с Кропоткиным.
11.1.14.
Прохладно, но чудесно.
Начал "Человека" 71 (Цейлонский рассказ). <...>
23.1.14.
Едем с Колей в Неаполь.
24.1.14.
Вчера из Неаполя ездили в Салерно. Удивительный собор. Пегий - белый и черно-сизый мрамор - совсем Дамаск. Потом в Амальфи.
Необыкновенно хорошо, только никаких муратовских сатиров 72.
25.1.14.
Выехали из Амальфи на лошадях. <...> Дивный день.
19.VI. 1914.
На корме грязь, вонь, мужики весь день пьют. Какой-то оборванный мальчишка бесстрастно поет:
Запала мысль злодейская:
Впотьмах нашел топор...
Приземистый, пузатый монах в грязном парусиновом подряснике, желтоволосый, с огненно-рыжей бородой, похожий на Сократа, на каждой пристани покупает ржавые таранки, с золотисто-коричневой пылью в дырах выгнивших глаз.
Вечер, Жигули, запах березового леса после дождя. На пароходе пели молебен.
20. VI. 1914.
Половина девятого, вечер. Прошли Балахну, Городец. Волга впереди - красно-коричнево-опаловая, переливчатая. Вдали, над валом берега в нежной фиолетовой дымке,- золотое, чуть оранжевое солнце и в воде от него ослепительный стеклянно-золотой столп. На востоке половинка совсем бледного месяца.
Одиннадцать. Все еще не стемнело как следует, все еще спереди дрожат в сумраке в речной ряби цветистые краски заката. Месяц справа уже блещет, отражается в воде - как бы растянутым, длинным китайским фонарем.
21.VI.14. В поезде под Ростовом Великим.
серебряное лучистое солнце.
28. VII. 1914. Дача Ковалевского, под Одессой.
Половина двенадцатого, солнечный и ветреный день. Сильный, шелковистый, то затихающий, то буйно возрастающий шум сада вокруг дома, тень и блеск листвы в деревьях, волнение зелени, мотанье туда и сюда мягко гнущихся ветвей акаций, движущийся по подоконнику солнечный свет, то яркий, то смешанный с темными пятнами. Когда ветер усиливается, он раскрывает зелень, и от этого раскрывается и тень на меловом потолке комнаты - потолок, светлея, становится почти фиолетовый. Потом опять стихает, опять ветер уходит куда-то далеко, шум его замирает где-то в глубине сада, над морем...
Написать рассказ "Неизвестный"73.- "Неизвестный выехал из Киева 18 марта в 1 ч. 55 дня..." Цилиндр, крашеные бакенбарды, грязный бумажный воротничок, расчищенные грубые ботинки. Остановился в Москве в "Столице". На другой день совсем тепло, лето. В 5 ч. ушел на свадьбу своей дочери в маленькую церковь на Молчановке. (Ни она и никто в церкви не знал, что он ее отец и что он тут.) В номере у себя весь вечер плакал - лакей видел в замочную скважину. От слез облезла краска с бакенбард...
|