Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "М"

1. Из записей ("Рассказ моего гувернера о Гоголе... ")

Входимость: 1. Размер: 62кб.

Часть текста: что голова у него была как-то театрально закинута назад и что панталоны на нем были необыкновенно широки, а фрак очень узок. Он что-то говорил, и все его почтительно и внимательно слушали. Я же слышал только одну его фразу — очень закругленное изречение о законах фантастического в искусстве. Точно этой фразы не помню. Но смысл ее был таков, что, мол, можно писать о яблоне с золотыми яблоками, но не о грушах на вербе. Помню жуткие, необыкновенные чувства, которые испытал однажды (в молодости), стоя в церкви Страстного монастыря возле сына Пушкина, не сводя глаз с его небольшой и очень сухой, легкой старческой фигуры в нарядной гусарской генеральской форме, с его белой курчавой головы, резко-белых, чрезвычайно худых рук с костлявыми, тонкими пальцами и длинными, острыми ногтями. Чьи-то замечательные слова: — В литературе существует тот же обычай, что у жителей Огненной Земли: молодые, подрастая, убивают и съедают стариков. То же и в языке. Поглощается один другим. Многое уже исчезло на моей памяти. Мой отец обычно говорил прекрасным русским языком, простым и правильным. Но иногда вдруг начинал говорить в таком роде: — Я не червонец, чтобы быть любезну всем. — Я в тот вечер был монтирован, играл отчаянно. — Мы с ним встретились на охоте. Он сам рекомендовал себя в мое знакомство. В этом же роде пели наши бывшие...

2. Записная книжка (о современниках, о Горьком)

Входимость: 1. Размер: 37кб.

Часть текста: акварелью — и я и до сих пор помню какое-то совсем особенное волнение, с которым я брал в руки его скрипку или пачкал бумагу красками. В уездном городе, где я учился в гимназии, я одно время жил у ваятеля всего того, что требуется для кладбищенских памятников, — и целую зиму, каждую свободную минуту мял глину, лепил из нее то лик Христа, то череп Адама и даже достиг вскоре таких успехов, что хозяин иногда пользовался моими черепами, и они попадали на чугунные кладбищенские кресты в изножья распятий, где, верно, и теперь еще пребывают. Почему же все-таки не стал я ни музыкантом, ни ваятелем, ни живописцем? * * * Помню те необыкновенные чувства, которые я испытал однажды, стоя в Страстном монастыре, в Москве, возле сына Пушкина, не сводя глаз с его небольшой и очень сухой, легкой старческой фигуры в нарядной гусарской генеральской форме, с его белой курчавой головы, резко белых, чрезвычайно худых рук с костлявыми, тонкими пальцами и длинными, острыми ногтями. * * * Печататься я начал в конце восьмидесятых годов. Современниками моими были тогда люди очень разнообразные: Григорович, Толстой, Щедрин, Лесков, Глеб Успенский, Эртель, Гаршин, Чехов, Короленко, Вл. Соловьев, Фет, Майков,...

3. Муромцева-Бунина В. Н.: Жизнь Бунина. Глава четвертая

Входимость: 1. Размер: 56кб.

Часть текста: интеллигенция средней полосы России. В рассказе "На Донце" изображен Святогорский монастырь. Интересно сравнить его с "Перекати-поле" Чехова, где тот же монастырь: у Чехова больше людей, у Бунина - природа и история. "На даче" - почти повесть, действие происходит не то под Полтавой, не то под Харьковом, там - толстовство и отношение к этому учению южнорусской интеллигенции, есть и автобиографическое из его толстовского "послушания". "Кастрюк", "На хуторе", "В поле" (раньше озаглавлен этот рассказ был "Байбаки") "Мелитон" (раньше - "Скит"). Интерес автора (в возрасте 22-25 лет) к душевной жизни стариков. Объяснение я уже дала: непрестанная дума о драматической старости родителей. По приезде в северную столицу он сразу отправился в редакцию "Нового Слова". Руководили журналом Скабичевекий и С. Н. Кривенко, а издательницей была О. Н. Попова. Принят он был там очень любезно. Нанес он визит и поэту Жемчужникову, с которым несколько лет состоял в переписке. Жемчужников сразу оценил его стихи и помогал на первых порах устраивать их в "Вестнике Европы". Старший собрат принял молодого поэта с распростертыми объятиями, пригласил обедать и много рассказывал о прошлом. По словам Ивана Алексеевича, он "был изящен, свеж, бодр, всегда надушен одеколоном". К нему он был ласков, "иногда трогательно, почти отечески, заботлив к каждому стихотворению, которое я печатал при его содействии в "Вестнике Европы". Он подарил новому другу сочинения Козьмы Пруткова и рассказал - что авторы, по молодому легкомыслию, нанесли кровную обиду своему камердинеру, выставив на обложке его имя и фамилию. Как известно, за этим псевдонимом скрывались братья Жемчужниковы (Алексей и Владимир) и их двоюродный брат...