Поиск по творчеству и критике
Cлово "BOOK"
Входимость: 2. Размер: 5кб.
Входимость: 1. Размер: 13кб.
Входимость: 1. Размер: 27кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 2. Размер: 5кб.
Часть текста: иронией, были всякие другие чувства, но любви было не много. Вероятно, и я бы относился к нему, как большинство, но за последние 3--4 лета в Ницце я с ним сблизился, и меня трогала в нем его грусть и растерянность, при такой обманчивой общественной "солидности". Вот, пишу это и задумался: любил ли его Иван Алексеевич? Я в этом не совсем уверен, хотя на словах это и было так. Его к Ив<ану> Ал<ексееви>чу очень тянуло, но это и понятно. А все-таки человек - животное. Сначала мне казалась смерть М<арка> А<лександровича> невероятной, а не прошло и трех дней, я уже свыкаюсь с ней и она входит в сознание, как что-то приемлемое. Не могу выразить точно, но Вы, конечно, понимаете. Вот, получил даже письмо о "торжественном" собрании памяти М<арка> А<лександровича> (это тайна: у масонов 2 ) и по привычке стал думать, что надо будет сказать. Я не люблю Ремизова, но один раз он написал вещь гениальную: "человек человеку - бревно" 3 . Именно бревно, а не волк. В конце месяца я надеюсь быть в Париже. Не знаю, где Полонские, ни слова от них не было. Вероятно, они еще в Ницце. До свидания. Шлю сердечный поклон и "лучшие...
Входимость: 1. Размер: 13кб.
Часть текста: Н. Буниных с Г. В. Адамовичем (1926 -- 1961) "Первый прозаик русского зарубежья" мало о ком из современников отзывался хорошо. Но с "первым критиком эмиграции" его связывали отношения, скорее, дружеские, во всяком случае уважительные, хотя Бунину доводилось и ворчать на Адамовича, и полемизировать с ним, и высказывать свое недовольство как устно, так и в печати. Собственно, и титулом этим - "лучший критик эмиграции" - наградил Адамовича именно Бунин {Литературное наследство. Т. 84. Кн. I. С. 679.}. В сознании современников оба писателя принадлежали к "литературной аристократии", и эту свою общность оба прекрасно осознавали. Для Адамовича, принадлежавшего к литературному поколению даже не детей, а, скорее, внуков, Бунин был живым классиком и авторитет его был непререкаем, хотя Адамович иной раз и позволял себе подтрунивать над классиком и даже иногда не соглашаться с ним, отстаивая вкусы и интересы своего поколения. Постоянными пунктами расхождения оставались Блок и Анненский, которых Бунин не желал признавать, а для Адамовича они были кумирами. Но уже Достоевского Адамович защищал от нападок Бунина куда более вяло и во многом с позицией Бунина соглашался, провозгласив Достоевского "писателем для юношества". Зато оба полностью совпадали во взглядах на Льва Толстого. Перу Адамовича принадлежат более трех десятков статей и рецензий, посвященных творчеству Бунина, не считая упоминаний и отзывов в обзорах {О Бунине // Звено. 1924. 11 февраля. No 54. С. 2; Литературные беседы <рец. на кн.: "Роза Иерихона"> // Звено. 1924. 10 ноября. No 93. С. 2; Литературные беседы <рец. на пов. "Митина любовь"> // Звено. 1925. 13 июля. No 128. С. 2; Литературные беседы <рец. на кн. "Митина любовь"> // Звено. 1926. 31 января. No 157. С. 1--2; Литературные беседы <рец. на кн. "Солнечный удар"> // Звено. 1926. 26...
Входимость: 1. Размер: 27кб.
Часть текста: пойду в синема. Спускаясь с горы, на которой стоит «Бельведер», в город, гляжу на далекие Канны, на чуть видное в такие дни море, на туманные хребты Эстереля и ловлю себя на мысли: — Может быть, как раз сейчас, где-то там, на другом краю Европы, решается и моя судьба… В синема я однако опять забываю о Стокгольме. Когда, после антракта, начинается какая-то веселая глупость под названием «Бэби», смотрю на экран с особенным интересом: играет хорошенькая Киса Куприна, дочь Александра Ивановича. Но вот в темноте возле меня какой-то осторожный шум, потом свет ручного фонарика и кто-то трогает меня за плечо и торжественно и взволнованно говорит вполголоса: — Телефон из Стокгольма… И сразу обрывается вся моя прежняя жизнь. Домой я иду довольно быстро, но не испытывая ничего, кроме сожаления, что не удалось досмотреть, как будет играть Киса дальше, и какого-то безразличного недоверия к тому, что мне сообщили. Но нет, не верить нельзя: издали видно, что мой всегда тихий и полутемный в эту пору дом, затерянный среди пустынных оливковых садов, покрывающих горные скаты над Грассом, ярко освещен сверху донизу. И сердце у меня сжимается какою-то грустью… Весь вечер «Бельведер» полон звоном телефона, из которого что-то отдаленно кричат мне какие-то...