Новая шубка
Париж в снегу, серый день, бледный от снега, и Париж весь бледный и просторный. Свежий воздух, ясно слышны запахи автомобильного бензина, каменного угля.
Шли вниз по Елисейским полям.
— Даже уши слегка пощипывает! Как в Петербурге… Чудесно пройдемся, нагуляем аппетит.
Она вздергивает плечиком:
— Не понимаю, что тут чудесного. Вот я поскользнусь на этом милом снегу и сломаю ногу. А ты и не подумал взять такси.
— Но ты же говорила, что хочешь пройтись. А за всем тем, кто мешает взять?
— Теперь уж не к чему.
— Ты капризничаешь. И я прекрасно знаю почему.
— Почему это?
Но она и сама знает почему: нынче на ней все новенькое — шубка, опушенная белым мехом, такая же шляпка, руки спрятаны в белую меховую муфточку. Она маленькая и знает, что многим мужчинам это очень нравится. А нынче она особенно похожа на хорошенькую капризную девочку.
— Но куда же мы все-таки идем? — говорит он. — Ужасно хочется почему-то мулей… Что ты думаешь насчет Прюнье?
— Я еще не хочу умирать. Сколько уж знакомых отравились твоими мулями!
— Во-первых, почему моими? А во-вторых, ты с таким удовольствием и без всяких мыслей о смерти ела их позавчера.
— Я хочу в венгерский ресторан.
— Вот тебе на! Почему-то в венгерский! Поедем туда лучше обедать. За обедом там играет цыганский оркестр.
— А я хочу там завтракать. Тебе отлично известно, что я терпеть не могу цыганщины.
— С каких это пор? Ну хорошо, хорошо, не сердись… Taxi, rue de Surene![28]
В венгерском ресторане опять стала делать вид, что сердится. Там было пусто, сумрачно, неизвестно было, что заказать. Долго читала меню:
— Cochon de lait rôti… Chevreuil aux airelles…[29] Что такое airelles?
— Это… Как его?
— Что «как его»?
— Ах, да, черника! Или брусника…
— Я не знаю, что такое черника. Должно быть, гадость какая-нибудь. Carpe au lard grillé, fogas du lac Balaton…[30]
— Понятия не имею.
— Вечно ничего не знаешь! И чему ты смеешься?
— Милый друг, но я же не венгерец. Откуда мне знать?
— Ну и молчи, если не знаешь… Nouilles au fromage…[31] И все с паприкой?
— Не знаю, милая… Не все, конечно, но…
— То есть ты думаешь, что и салат au sucre может быть с паприкой?
— Ах, бог мой! Гениальный человек Вертинский! «Из-за маленькой, злой и хорошенькой женщины погибаю в шести зеркалах…»
— Не смей повторять эти дурацкие стишки! И там сказано ограниченной, а не хорошенькой.
— Ну, а я хочу говорить хорошенькой… И знаешь что? Переберемся все-таки к Прюнье, благо близко. Там и народу хоть отбавляй, чтобы полюбоваться твоей шубой, и что-нибудь выбрать гораздо легче…
Усмехаясь, берет муфточку и встает:
— Ты очень глупый. Ну, идем…
Гарсоны переглядываются, выпячивая нижние губы.
Примечания
28. Такси, на улицу Сюрен! (фр.)
… (фр.)
… (фр.)
31. Лапша с сыром… (фр.)