Очарованный инок
Однажды утром,
По вековому сумрачному лесу,
Из древних, серых стен монастыря,
С задумчиво поникшей головою
И тихою молитвой на устах
Шел инок Феликс.
Был жаркий день.
Был зноен летний воздух, и зеленый
Тенистый лес
Уподоблялся мирной
Обители безгрешных. Золотые
Лежали мхи среди деревьев, ветви
Как бы творили знаменье креста,
Качаясь и шепча свои молитвы,
И разливался сладкий, нежный запах
Лесных цветов и виноградных лоз,
Тянувшихся из чащи к свету солнца.
Исполнено все было красоты;
Но инок Феликс
Его глаза
Покоились на книге Августина,
Где он прочел
О дивном и незримом божьем граде
В далекой и неведомой стране.
"Всем сердцем верю
В твои деянья, господи! - сказал он, -
Но не могу постигнуть их". - И вдруг
В лесу раздался голос, - дивный голос
Какой-то птицы, райски белоснежной,
Упавшей точно с неба и запевшей
Столь сладостно, столь звучно, что казалось,
Запели в небе струны золотые
Несметных арф. И Феликс
Забыл святую книгу
И долго, долго
Шел и внимал той птице, восхищенный,
Доколе не увидел, как во сне,
Небесного убежища блаженных,
Доколе не узрел
По золотым, по звучным плитам улиц.
Он искушен был дерзкой
Мечтой поймать таинственную птицу,
Но птица по холмам и по долам
Все далее и далее летела -
И Феликс, вместо сладостного пенья,
Услышал наконец
Далекий звон обители, зовущий
К полуденной молитве, и поспешно
В обитель возвратился. Что ж он видит?
Он узнает знакомые места,
Шпиц колокольни, пасмурные стены
Из серого гранита, кельи, вышки,
Но, вглядываясь в братию, не может
Найти в толпе
Ни одного знакомого! Повсюду
Чужие, неприветливые лица,
И новые для слуха голоса
Поют псалмы под голоса органа!
И всем чужой,
Остановился Феликс, и монахи
Рассматривали тоже с удивленьем
Его лицо. "Я вот уж сорок лет
Живу в святой обители, - промолвил
Один из них, - но этого лица
За сорок лет я никогда не видел".
Похолодев от страха, Феликс робко
Сказал в ответ: "Окончив Первый час.
Я нынче утром вышел за ворота
И долго шел, влекомый сладким пеньем
Какой-то белоснежной дивной птицы.
Пока вдали
Не услыхал полуденного звона.
Я был как бы во сне:
Часы мне показались кратким мигом".
"Часы!" - сказал монах,
Сидевший за дубовой темной партой
Под северной стеною. "Не часы,
А целые года!" - сказал он. Это был
Старейший между всеми. Он столетье
Он вспомнил голос Феликса, всмотрелся
В его лицо и медленно промолвил:
"Сто лет назад,
Когда я был послушником, был в этой
Обители, хранимой богом, инок.
Весьма ему угодный и носивший
Святое имя: Феликс. Это Феликс!"
И вынесли на свет
Из пыльного скрипториума книгу,
Огромную, оправленную медью,
И темной кожей дикого медведя,
В которой отмечались имена
Всех иноков, здесь живших и умерших.
И там прочли
Все сказанное старцем: что столетье
Ушел из врат обители брат Феликс
И под ее благословенный кров
Уж больше не вернулся - слыл умершим.
И, прочитав,
Плененному бессмертной райской песнью,
Век показался истинно мгновеньем
1908