25.
25. Х. 47
Дорогая моя, милая, получил XVI кн. “Нового Журнала” и совершенно потрясен рассказом художника М. Шаблэ[146]. Неужели этот страшный документ не будет переведен и издан отдельной брошюрой? Если нет, это будет преступлением перед человечеством.
Прочел и “Костел Панны Марии”[147]. Очень, очень прошу передать автору мое неизменное восхищение при чтении его всех писаний – и мое большое огорчение, что при свиданиях с ним я держался так сдержанно, сухо, подозревая в нем, невзирая на всю мою симпатию к нему, “осведомителя”. Выпишите вот эти мои строки и пошлите ему.
Здоровье мое все плохо, а завтра мой вечер, налагающий на меня особенно обязанность “не ударить лицом в грязь” ввиду заметки Адамовича, которую я при сем прилагаю[148].
Начал у Вас писать Глеб Струве[149] – не только дурак и графоман, но и негодяй. Вот посмотрите, какую подлую, хитрую, двусмысленную роль сыграл он, якобы “защищая” меня от какого-то мерзавца (или кретина) Окулича. Еще летом я получил следующую вырезку из русской американской газеты “Русская жизнь”:
Письмо в редакцию
М. Г. Редактор!
В No Вашей газеты от 19 с. м. июля напечатана статья уважаемого И. К. Окулича, в которой он, как о факте, говорит о поездке И. А. Бунина, после войны, в СССР и возвращении его оттуда, сопоставляя почему-то при этом этот факт с судьбой выданного Москве американцами и расстрелянного большевиками ген. П. Н. Краснова.
Не вдаваясь в оценку по существу этого сопоставлениянасколько мне известно, ездить не собирается, хотя попытки “соблазнить” его поехать туда делались.
Можно так или иначе оценивать морально-политические некоторые И. А. Бунина после освобождения Франции, но нельзя взваливать на человека обвинение в поступке, которого он не совершал.
Глеб Струве
Дорогая моя, как видите, “уважаемый” Окулич приписал мне “поступок”, связанный с расстрелом Краснова! Каково! И как уклончиво, двусмысленно “защищает” меня этот рыжий сукин сын Струве! “Не вдаваясь в оценку по существу этого сопоставления…”, “Некоторые морально-политические действия И. А. Бунина…”. Я написал Струве открытку по адресу, данному мне его братом, что он, Глеб Струве, “низкий клеветник”, и сказал: “Почему Вы не сказали прямо, какие именно совершил я “морально-политические действия”, позорящие меня? Что я сделал, кроме напечатания нескольких рассказов в “Русских новостях”[150] и поездки в посольство Богомолова, по его, Богомолова, приглашению – в связи с предполагаемым изданием моих сочинений в Москве?[151] Ровно ничего больше!” А в Москву я не поехал, несмотря на то, что мне предлагали там буквально золотые горы[152], – обрек свою старость на нищету, истинно ужасную в мои годы! Ведь скорее всего Вере Николаевне придется собирать по грошам на мои похороны![153] И неужели всего этого не понимает Глебка Струве, бездарность, помешанная на Блоке?
От всей души обнимаю Вас.
Ваш Ив. Бунин
[146] Морис Шаблэ “В доме предварительного заключения НКВД”.
[147] Имеется в виду глава из неизданной книги Михаила Михайловича Корякова “Почему я не возвращаюсь в СССР”. Автор воевал в Красной армии с 1941 по 1945 гг. После войны работал в Советском посольстве в Париже (видимо, с этим связана репутация “осведомителя”). В 1946 стал невозвращенцем, с этого же времени – постоянный автор “Нового журнала”.
[148] Вечер Бунина состоялся 26.10.1947. В газете “Русские новости” от 23.10.1947 была напечатана заметка Адамовича “К вечеру И. А. Бунина”. Вечер прошел успешно. Вера Николаевна писала: “На вечере Ян был в форме: помолодел, похорошел и читал превосходно, читал и стихи. Сбор был хороший”(из письма к М. С. Цетлиной от 3 ноября 1947 г. – Архив семьи Прегель).
[149] Глеб Петрович Струве (1898-1985) – литературовед, поэт, переводчик.
“Русские новости” (прежнее название “Русский патриот”) имела прочную репутацию просоветского органа. К работе в ней усиленно приглашал Бунина А. Ладинский, однако Бунин в 1945 г. отказался от постоянного сотрудничества там, мотивируя отказ тем, что газета “ярко политическая”, - “а я уже давно потерял всякую охоту к какой бы то ни было политике” (письмо к А. Ладинскому от 8 февраля 1945 г. – “Литературное наследство”, т. 84, кн. 1, с. 688).
[151] Речь идет об участии Бунина в завтраке у советского посла осенью 1945 г., о котором Бунин сообщал Андрею Седых: “Пробыл 20 минут в “светской” (а не советской) беседе”(А. Седых “Далекие, близкие”. New York, издание автора, 1962, с. 218). Значительная часть русского Парижа и литературной эмиграции Америки были, по словам Адамовича, чрезмерно возмущены этим визитом, несправедливо истолковав его как свидетельство “просоветских” настроений Бунина и его планов возвратиться в Советский Союз. В. Н. Бунина писала в дневнике: “…о возвращении нашем в Россию не могло быть никаких переговоров, так как мы ни в коем случае туда и не думали ехать. Были предложения, уговоры, на которые даже серьезно не отвечали. Так они были нелепы при отношении к большевикам, какое было и есть у Яна” (“Устами Буниных”, т. 3, с. 202).
побывавший в Париже летом 1946 г. Телешов писал Бунину, что он мог быть “и сыт, и богат, и в большом почете”, приводя в пример А. Толстого, Куприна и Скительца (см. “Литературное наследство”, т. 84, кн. 1, с. 636).
[153] Ср. письмо В. Н. Буниной к А. Седых от 13 ноября 1953 г.: “когда скончался Иван Николаевич, у нас осталось всего восемь тысяч франков. Приходили друзья, все приносили деньги, конечно, у кого они имелись, и к вечеру у меня было пятьдесят тысяч”(см. А. К. Бабореко, “И. А. Бунин”. М., “Художественная литература”, 1967, с. 248).