Бунин И. А. - Пащенко В. В., 27 июля 1891 г.

83. В. В. ПАЩЕНКО

Вчера, ненаглядный зверочек, я обещал написать тебе вечером. Не исполнил этого вследствие "переутомления". Воротившись с выставки, мы обедали в Большом Моск<овском> трактире (sic!), слушали попурри из "Демона"¹ "Евгения Онег<ина>". Машина там - лучшая в России, но испортила она мне впечатление "Тореадором" из "Кармен"²; ты знаешь, что это производит на меня немного... нехорошее впечатление (постоянно связывается с представл<ением> об Алейник<ове>), а она, проклятая, как нарочно, после означенного, - два раза подряд "Тореадора"!

Ну да это все глупости... Ну так вот - из "Московского" я отправился в библиотеку, надо было кое-что посмотреть, - и просидел там почти до 7 ч. Воротился в нумер, выпил стакан чаю и на выставку - хотелось посмотреть, что там такое творится вечером. Оказалось - ерунда. Вечер был дождливый, публики было 5 человек с небольшим (лицезрел Андрея Коротнева!³), освещение - самое скаредное (скупы французы!)... только фонтаны немножечко очаровали... Воротился я иззябший и с мокрыми ногами, почему и заснул вскоре... Сейчас был в редакции "Зари". На Петровке вошел в темные ворота д. Кредитного общества, прошел по грязному застроенному двору и очутился во входе небольшого каменного флигеля. Проследовал далее по узеньким темным сеням и, завернувши направо, очутился в низенькой каморке. Два шкафа, стол с бумажками и бумаги и громадная, безобразная старуха с лошадиным лицом! Можешь себе представить! "Могу видеть секретаря?" - "Нет". - "Когда же?" - "Часа в четыре"... Вздохнул и поскорее выбрался...

Надежды Алек<сеевны> сейчас нет, она поехала по делам, заедет к Юл. Игн. Закс, куда я должен за нею зайти и путешествовать на выставку... Ну вот тебе и все... так сказать, "официальный отдел"... Про "неофициальный" должен тебе сказать, что я иногда затрудняюсь писать в нем: часто хочу написать тебе нежно, ласково, но боюсь твоего недоверия: ты же не веришь мне теперь! А я не могу так писать: верь мне!.. Вот тогда, когда я уехал в Полтаву, помнишь, что я тебе писал из Орла⁴<адежду> А<лексеевну>, не разлюбил ли я тебя, сомневалась и т. д. Драгоценная моя! оставь это. В сотый раз повторяю: нельзя нам друг другу врать хотя бы в мелочах, - из этого создается недоверие друг к другу; раз заметишь неискренность - в другой раз будешь невольно не верить... мы сами можем себе много-много портить этим и, понимая это, я не могу так поступать, не говоря уже про то, что если врать тебе, - значит быть негодяем. Кому же тогда не врать?.. Эх, Варенька, если бы сейчас передо мною была не фотография "Анели Клименко"⁵, а живая Варюшечка! Деточка, бесценная моя! Милые, драгоценные, умные, "остренькие" глазки! Только на бумаге могу поцеловать их! Издалека все мое сердце рвется к тебе, родная моя, деточка, зверочек мой сладкий!..