67. В. В. ПАЩЕНКО
13 июня 1891. Озерки
Озерки, 13 июня.
Вот я и в Озерках, Варенька... За последнее время я как-то странно живу - неопределенно, - где день, где ночь, - и потому, когда попадаю в Озерки, в тишину небольшой деревушки, я особенно сильно замечаю эту тишину, отдыхаю ото всего, что приходится и думать, и чувствовать... К тому же со вчерашнего вечера я очень спокойно и счастливо настроен, так что день прошел очень хорошо, с самого утра, когда я часов в одиннадцать проснулся в своей комнате. Солнце ударяло в открытые окна и мухи весело шумели на верхних стеклах... Последнее произвело на меня особенно-деревенское впечатление и я долго и с удовлетворением вслушивался в тишину летнего полдня; долго глядел, как солнце и ветер тихо играли в легких и прозрачных листьях кленов, которые стоят у меня под окном, как в поле на противоположном косогоре оставляет ветер подвижный след, убегая темною струею по хлебам... Ласточки без крика одна за другою скользили в саду, а где-то, должно быть, кухаркина девочка напевала тонким-тонким голоском... И такая тишина обнимала со всех сторон, так тихо плыли облака по небу, а я сидел на окне, щурился от солнца, вслушивался и весь наполнялся и грустью, и радостью, и "предчувствием будущего и сожалением о прошлом". Милый, дорогой мой зверочек! не упрекай меня за эту старую песню: я люблю ее, но ты не должна думать, что она одна у меня, ты не должна думать, что у меня в душе в самом деле только и бывают ощущения немного поэтичной, сентиментальной задумчивости. Будто только, как говорят некоторые, у меня и недурного? Избавь тебя Бог подумать сейчас, что хвалюсь чем-нибудь. Я только говорю тебе, как ненаглядному, дорогому товарищу, все, что мне кажется. Ведь думаю же я про себя...
Ел<ена> Ник<олаевна> назвала меня мальчишкой, который еще настолько слаб и глуп, что может подохнуть с голоду, Володя - подлецом1 это. Только кому же ты-то должна верить? Надо какой-нибудь одной стороне, но только вполне. "Маргаритки не растут на одном стебле с крапивою", говорится в одном месте в Шекспировском "Генрихе IV"2 и я, признавая в человеческой душе большую раздвоенность, все-таки думаю, что такие резкие перевешивать и исключать такие резкие противоположности. К тому же Володя, как и другие подобные, имеют чисто внешнее представление о человеческой честности и достоинстве порядочного человека. Последнее заключается в стремлении отдаваться всему новому, прогрессивному во взглядах на самую суть жизни и т. д. Никто не отрицает, что должно в принципе, в идеале что ли, жить порядочно, строго даже в самых малых пустяках, но ведь внутреннее все-таки дороже внешнего, если понимать внутреннее как проявление оснований души...
из-за мелкого самолюбия, косвенно намекнуть на себя, - значит, ты ни капли не уважаешь меня.
Эх, Варенька, может быть, придет время, - буду заботиться о том, чтобы, напр., убивать в себе чувство, - грусти, радости, - из-за того, чтобы какие-либо "остальные гости" не посмотрели на меня как на "дурака", - только хуже будет...
Примечания
Впервые: Новый мир.-- 1956. - No 10. - с. 203--204.
Год определен по содержанию.
1 "Уезжаю, Ваня! Чтобы хотя сколько-нибудь привести в норму наши, как и сам знаешь, ненормальные отношения, нужно вдали взглянуть на все наиболее объективно; последнее возможно именно, когда мы с тобой в разлуке. Надо сообразить, что собственно не дает мне покою, чего я хочу и на что способна. Да ты, голубчик, сам знаешь, что у меня в душе. А так, как жили, не приведя все душевные смуты в порядок, нельзя продолжать жить. Ты без меня будешь свободнее, бросишь, наверное, службу. И этот мотив сильно звучит в душе. Результат всех моих размышлений напишу из дому. Будь мне другом, верь, что я столько выстрадала за это последнее время, что если бы дольше осталась - сошла бы с ума. Не фраза это, если ты хотя капельку знаешь меня, ты бы это понял. Будь же другом дорогим - пиши мне. Дома я и полечусь, и успокоюсь, и вернусь бодрая, готовая и трудиться, и жить хороню со всеми людьми. Сколько раз ты говорил, что я тебя измучила, но ведь и сама я мучилась не меньше, если не больше. Каждая ссора оставляла след, все накопилось, не могу так жить, тяжело, не вижу смысла в этой жизни. Прости, родимый! И пойми, что это не каприз, это необходимо для дальнейшей жизни. Лучшего не придумаю. Пиши, голубчик. Твоя Варя. Не придумаю и не могу думать. Стравлю тяжело, помоги разобраться. Не забудь меня. Не езди за мной - все напишу, и лучше, если что-либо выясним. Голубчик, родимый, не забудь меня, ведь я все равно приеду, дай отдохнуть мне. Отдохни сам, успокойся, одумайся" (ОГЛМТ, ф. 14, No 8942 оф). Вероятно, в связи с этим письмом Бунин ездил в начале июня 1891 г. в Елец для разговора по поводу женитьбы на В. В. Пащенко, встречался с подругой Пащенко Е. Н. Токаревой и ее братом Вл. Вл. Пащенко. Н. А. Семенова в связи с этим писала Ю. А. Бунину 8 июня 1891 г. из Орла: "Вы, Юлий Алексеевич, конечно, удивитесь моей смелости, но это неважно... Пишу под впечатлением проводов Ив<ана> Ал<ексееви>ча в Елец, оставивших во всех нас тяжелое и тревожное чувство. Легко может случиться, что эта поездка туда будет последняя, а вместе с тем может произойти и нечто другое - И<ван> А<лексеевич> поехал в таком возбужденном состоянии, что меня это положительно тревожит. Надо Вам сказать, что он мало-помалу убеждается, что Пащенко его не любит, а только жалеет и это, по моим наблюдениям, более чем вероятно - я почти убедилась в этом. Временные же порывы, которые довели И<вана> А<лексееви>ча до такого состояния, когда человек, что называется, не волен в себе, - могут иметь весьма печальную развязку... Говорю это не без основания и с большой тревогой жду его письма. 12-го он обещал быть в Орле, а потом поедет к Вам. Если все это обойдется так благополучно, то лучше этого ничего быть не может - в Ваше же влияние на него я верю и все мы возлагаем на эту поездку большие надежды. А Вас, конечно, не учить нам, как сгладить и помочь ему совладать с своим настроением. Мы же употребим все старания, чтобы понудить его поехать в Полтаву - помогите и Вы нам. Может случиться и то, что они опять примирятся и старая канитель будет тянуться бесконечно, заедая здоровье и нервы И<вана> А<лексеевича>. Это также неутешительно - не стоит она его и никогда он с нею не будет счастлив... Простите за вмешательство, но И<вана> А<лексеевича> мы давно привыкли считать членом нашей семьи и все искренно любим его и жалеем" (ОГЛМТ, ф. 17, No 3403/1 оф). 11 июня 1891 г. Н. А. Семенова сообщала Ю. А. Бунину: "За брата не тревожьтесь - вслед за ним уехал Борис Петрович и не позволит ему сумасшествовать. Что делается в Ельце - я не знаю <...> но надеемся, что все обойдется к лучшему. Если состояние его не изменится, то до Полтавы постараемся тоже проводить. Было бы лучше, конечно, чтобы Вы приехали за ним, но этого, пожалуй, нельзя" (ОГЛМТ, ф. 17, No 3403/2 оф).
2 В пьесе В. Шекспира "Генрих IV" эти слова не обнаружены.