155. В. В. ПАЩЕНКО
Между 24 и 27 июня 1892. Глотово
Эх, Варенька, если бы ты знала, как хорошо и радостно сжалось у меня сердце от твоих слов: "Милый! Давай все это переменим, начнем новую жизнь, мирную, дружную!.." Все эти дни, еще до твоего письма я только и думал об этом. Сам хочу, Варенька, этого, страшно хочу, потому что я люблю тебя, страшно люблю! Ей-богу, я так ясно сознаю это и так рад, что у меня еще все сохранилось: так же, как прежде, я могу по целым дням думать о тебе и тосковать в каждый хороший момент - в минуты тишины, просветления и радости душевной - тосковать, что это хорошее чувство я не могу разделить с тобою, - и так же, как прежде, представлять себе твое милое лицо, голосок и "глазы"!
Сейчас же говорю тебе серьезно, с страстным желанием, чтобы ты поверила: не будет больше такой жизни, таких ссор и раздражений. Не на тебя мне раздражаться, Варенька! Ты самая дорогая и близкая мне...
Это я решил еще до тебя, до твоего письма. Только я думал, что ты простила давно мне мои вспышки, что ты не станешь упрекать меня ими. Забудь их, Варюша, -- я имею на это право!
думаю, что мое раздражение вызывалось болезнью, твое же - усталостью и т<ому> подоб<ное>.
Знаю, Варя, что я виноват, только будь и ты подобрее ко мне, постарайся ты, милая, хорошая Варечка, смягчить мои резкости, влиять на мой характер с этой стороны. Думаю, что мы могли бы хоть отчасти поправлять друг друга. А что касается моих "усмешечек" насчет твоего неразвития... ну, Варя, скажи правду - неужели они всегда были? Право, можно было мне поверить, что это был момент, что я никогда и не буду.
Ну а теперь... ты опять предлагаешь мне разные квартиры... буквально не умею на это сказать что-либо...
Бок у меня не болел ни одного дня, хрипу не слышно давным-давно. Но увы! - кумыс не пью. Мать и Настя два раза заделывали и каждый раз он делался какими-то крупочками - каким-то творогом с синей водой. Мясного порошку не ем, - нету и денег ни у меня, ни у мамы - "ни копья". Но в остальном, т. е. в том, что я могу - пунктуален страшно. И грудь тру, и капли анафемские пью, и дрова рублю каждый день - вот увидишь руки в мозолях, - целый день сижу в саду, читаю старинный толстый том К. Новицкого "Энциклопедия Законоведения"1 и стихотв<орения> Рылеева (переписанные рукою покойного старика Пушешникова)2, каждый вечер гуляю версты за 3-5. Зори хорошие... Много доброго, хорошего и ясного проходит в душе. Страшно жалею, что не могу в такой вечер идти с тобою, Варя!
Вообще я бодро себя чувствую, целый день на ногах, но все-таки надо купить хоть коньяку - пить с молоком. Поеду в Елец на днях, похлопочу о бумагах3какую именно нужно бумагу о благонадежности - да поклонись от меня... Прощай, Варюшечка, целую тебя и прошу верить тому, что говорю. Как живешь? Как здоровье?
Весь твой Ив. Бунин.
Печатается по автографу: ОГЛМТ, ф. 14, No 2765 оф.
Дата и место написания определены по содержанию, по карандашной помете Бунина: "1892 г. Лето июнь?" и по связи с п. 153, 154.
1 О какой книге идет речь установить не удалось.
2 Пушешников Иван Васильевич - отец мужа С. Н. Пушешниковой Алексея Ивановича. В. Н. Муромцева-Бунина вспоминала: "Весною этого года <1884 г.> умер свекор племянницы Алексея Николаевича, Иван Васильевич Пушешников <...>. Человек он был образованный (в его библиотеке были и русские, и иностранные писатели)" ("Жизнь Арсеньева" И. В. Пушешников явился прототипом старика Писарева. Стихотворения К. Ф. Рылеева, переписанные И. В. Пушешниковым неизвестны.
3 Речь идет о бумагах, необходимых Бунину для поступления на службу в Управление Орловско-Витебской железной дороги, чему содействовал доктор А. А. Вырубов.