16 марта 1943 года
Дорогой мой Корсиканец, Вы правы: ненаписанные письма самые талантливые, в них всегда много непосредственного и неожиданного и отсутствия страха обидеть адресата. Письма и я Вам подобные составляла. К сожалению, Вам они в руки не попадут. Спасибо за Ваше написанное. Недаром говорят, что "синица в руку лучше журавля в небе"... Приходится довольствоваться синицами.
Рада за Вас, что Вы стали заниматься любимым искусством. Не поняла, куда вы хотите ехать, куда Вас зовут? В Париж?
Не согласна с Вами относительно "вывиха". Вы естественно в те годы не могли отдаваться искусству, в творчестве нельзя ничего делать наполовину. Вы слишком любите свою семью, и любите их главным образом для них, а не для себя, а это всегда мешает уйти от всего и погрузиться в свое дело. Условия же жизни были очень неподходящие для занятия живописью. И как только Вы оказались в более или менее подходящих условиях, Вы опять взялись за кисть. И при чем тут вывих, не понимаю. Кроме того, Вы часто забываете мудрый афоризм Кузьмы Пруткова: "Нельзя объять необъятное", а Вам это всегда хочется. Это от нервности и тоже от условий жизни, что тоже всегда мешает занятию и наукой и искусством. Спешить всегда вредно. Спешка хороша в технической работе, если у человека "скорые руки".
Правильно Вы поступили, что взяли фам де менаж, давно пора.
Жизнь, правда, дорожает. А мы тратим приблизительно столько же, сколько тратили в то время, когда Вы у нас бывали, как, вероятно, и все те, у кого нет соответственных доходов. Приходится от многого отказываться. Когда я прохожу на базаре мимо хвоста, например, за виноградом, я стараюсь его не замечать. Виноград продается теперь за 50 фр. кило! То, что дорого, без тикетов мы не покупаем, на сладкое уже почти год ничего не бывает. Я от этого страдаю мало, но, конечна, здоровья это не укрепляет. Иногда добрые люди чем-нибудь украсят наш стол. Думаю, что так у многих. Некоторые, кто очень страдает от недоедания, продают свои вещи и покупают то, что можно купить еще.
Не понимаю, за что Вы меня благодарите за Вашу тетю. Я ничем ей не помогла, да и не могу помочь. Удивляюсь, как она могла Вам это написать. Вероятно, Вы не совсем поняли ее письмо. Мне кажется, что Вы не совсем правильно толкуете ее характер и взаимоотношения ее с людьми. Она принадлежит к тому типу людей, который больше дает другим, чем сам от них получает. Ее денежных дел я не знаю. Но знаю одно, несмотря что в соседней деревушке живут ее родственники и свойственники, она должна стоять в очередях, и никому не приходит в голову организовать ей доставку овощей хотя бы со своих огородов, и нужно-то в неделю всего кило пять-шесть. Я раз видела, как ее лицо стало багровым, когда она нагнулась, чтобы поднять мешок с тремя кило после часового стояния в хвосте. А она всем им на моих глазах оказывала много услуг. Не знаю, кто еще может ей помочь. Заводчица? Так вот: в воскресенье она пригласила ее в синема, а завтракать перед ним пригласить не догадалась. Утро ушло у Л. А. на хождение за молоком, хлебом, потом на готовку завтрака. И вот, усталая, она отправилась смотреть фильм. Это все - милые знакомые, которые приходили к ней, когда она угощала вкусным кофе, а не люди, которые взяли бы на себя заботу о ней. Здесь нет никого. Я согласна с Вами, что 500 франков это почти нищета. Но об этом никто не думает. Она чуть было не уехала в азиль {Asile - старческий дом.}, да места не оказалось, там нужно все же платить 750 фр. Она что-то продала для этого, но потом не вышло дело. Думаю, что там - это в Bar sur Loup, - ей было бы нестерпимо среди сумасшедших старух, там есть и душевно больные. Но и дома оставаться ей невозможно при ее чистоплотности и вечной заботе о ком-то.
Родственные отношения всегда трудно понять, а потому я не берусь судить, кто прав, кто виноват. Вы встали на сторону матери, это понятно и не оригинально. Олечка тоже стала ко мне относиться хуже, когда Ляля, под влиянием чувства ревности, меня возненавидела, а Вы были свидетельницей моих к ним отношений. Я не коснулась бы этого вопроса, если бы Вы сами его не затронули. Я понимаю, что Вам трудно. Лишать себя для человека, которого не любишь, очень тяжело. А любви у Вас к Любовь Александровне я не чувствую, Ваших взаимоотношений денежных тоже не знаю, от Марьи Карловны слышала, что она Вам много помогла в свое время, думаю, что Вы ей выплачиваете то, что некогда от нее получили, и тут, конечно, дело Вашего чувства долга и совести. Все это очень подчеркивает трагичность ее существования и показывает, какая участь может ожидать тех, у кого нет ни детей, ни состояния, ни истинно близких друзей в старости. Она огорчается не тем, что Вы ей мало присылаете, а Вашей холодностью, тем, что Вы присылаете деньги, не написав ей письма. Но я понимаю Вас: на нет и суда нет. Вы не любите ее. А почему это, один Бог знает. Она очень одинока. Вижу потому, что она радуется, когда я прихожу, как может радоваться человек, когда у него никого нет. Но у меня ни сил, ни времени нет бывать у нее часто, хотя скажу, что она одарена, чтобы быть очень приятной хозяйкой, и в своей комнате с постелью она умеет дать иллюзию салона.
Вид у нее очень скверный. Если я ее не вижу несколько дней, то всегда боюсь узнать что-нибудь о ней плохое.
В феврале стояли прелестные дни. В марте опять завернули холода, а сегодня опять хорошо.
Очень хочется знать, что Вы пишете? Надеюсь, что Вы сделаете, что хочет Ваша душа.
Меня очень тревожит Ляля: ее головокружения не проходят. Она решила перебираться в Париж. Но как она в своем состоянии справится со всем, что требуется при переездах из одного города в другой? Подвинуло ее к Парижу то, что одна ее знакомая, графиня Толстая, умерла в несколько дней от переутомления и всех прелестей жизни; после нее осталось двое детей и старый муж. Ему 62 года, а детям восемь и двенадцать. И Ляля в ужасе - если она свалится, что будет с Олечкой? А я этого уже давно боюсь. И тоже во всем городе нет никого, кто бы им по-настоящему помог, хотя бы в укладке вещей. И она в полном отчаянии. Просит молиться за нее и Олечку Богу.
Муж ее на работе в Динане.
а он вскопал уже 200 кв. метров очень трудной земли.
И. А. уехал в Канны. Он тоже не очень хорошо себя чувствует. Много читает. Сейчас у него Плутарх. А то мы погружались в трагедии Шекспира. Чтение подходящее.
Приветы и поклоны от всех всем Вам.
Не думайте, что Л. Ал. мне жалуется. Она всегда спокойна, всегда о ком-то заботится, всегда что-то для кого-то делает, за что я ее немилосердно браню.