Бунина В. Н. - Цетлиной М. С., 29 марта 1947 г.

19.

29 марта 1947

Милая и дорогая Марья Самойловна, неделю тому назад мы проводили Яна на юг в “Дом отдыха”. Поехал он один, так как удалось достать только один билет в спальном вагоне, и то через Клягина[128]. Тэффи с Роговским уехали раньше с другим поездом, взявши места с кушетками. У Тэффи перед отъездом был сильнейший припадок, но потом все обошлось, и она хорошо доехала. Довольна и пока, слава Богу, плохих вестей о ней нет.

Яну был добыт билет на верхней полке, и мы все очень волновались, ибо понимали, что при его слабости ему лезть наверх нельзя. Решили просить кого-нибудь, кто помоложе, перемениться с ним местом, в поезде было 40 спальных мест. Но все же волновались, особенно он. По платформе ему было уже трудно идти – он был так слаб, что когда пришлось идти к зубному врачу, который принимает в бывшем вокзале, знаете, около нас, на рю Буланвилье, то мы брали складной стульчик – у Берты Соломоновны нашелся – и он садился раз 5. И пока мы шли по платформе – вагон был первый, дальний – он все прибавлял, сколько дать проводнику, если он найдет “милого господина”. Провожали: вся семья Жировых, Михайлов, Любченко, Бахрах, Адамович, – Леня был на службе. И вот вся наша орава вошла в вагон, а потом ввалилась в купе, где уже сидел пожилой человек, с которым Ян весело поздоровался, и они оба стали шутить. И вдруг я слышу: Абрам Осипович! Да это Гукасов[129], как же я его не узнала! Правда, я была так взволнована, что почти ничего не видела. Измучена последнюю неделю я была очень. И много грехов Бог простит Гукасову за ту доброту, какую он проявил в тот вечер к Яну. Потом на платформе я подошла к нему еще раз, поблагодарила, сказала, что это чудо, что Бог помог, рассказала вкратце о болезни Яна и просила, чтобы он с ним не очень разговаривал. Когда поезд трогался, Ян стоял у открытого окна и был очень возбужден и в то же время спокоен. Конечно, ему было приятно, что едет со знакомым человеком. И знаете, он спал до самого Марселя так, как давно не спал. Ведь последнюю неделю он лишился сна, и даже снотворное не действовало. Дело в том, что от него не скрыли, что, может быть, у него рак, что послано на исследование, и двенадцать дней он мучился, хотя только раз ночью мне сказал: “В понедельник меня может ожидать еще удар…”. Я не поняла: “Какой?” “А, может быть, окажется рак…”. Слава Богу, этого не оказалось. Но не понимаю, зачем нужно было раньше времени ему об этом говорить?..

Беляев, как и Аитов, нашли его сердце и легкие в порядке. Кашель скорее носоглоточного происхождения, может быть, астматического. Но каждую ночь, проснувшись, он мучительни кашляет довольно долго, потом засыпает.

В Антибах его встретили на такси Беляев и Ставров[130]. Дом ему понравился. Кухня тоже. Ему за особую плату готовят отдельно. Я написала Беляеву, чтобы он тратил на него все, что нужно, – ведь сейчас самый критический момент, нужно, чтобы шарики увеличивались в числе. Ян пишет, что плохо одно, нет фруктов, я послала ему кило апельсинов, заплатив за них 235 фр.

Не знаю, как все же он там себя чувствует. Тэффи обещала подымать его дух. Ставрова, которая с мужем уже живет там второй месяц, надеюсь, исполняет для него маленькие поручения, они дружат. Беляев ежедневно его осматривает, а его подруга жизни[131], по слухам замечательная женщина, очень хорошая хозяйка; заведующий хозяйством и всеми этикетами, бывший моряк Протасьев[132], по матери Бунин, очень нравится Яну, так что окружение приятное. Был один недостаток – твердые постели, но ему кровать переменили, и он не жалуется.

Но, конечно, я живу в тревоге. Успокоюсь, когда узнаю, что шарики прибавляются. Врачи уверяют, что у него очень хороший организм, но все же очень страшно. Это, конечно, мешает и мне отдыхать. Да и дел еще много. Нужно чистить квартиру. Ведь за болезнь она очень запустилась. Наша ночная фам де менаж перестала ходить к нам уже несколько месяцев, и нам с Лялей было очень нелегко. А у ней ко всему все повышенная температура, и врачи не могут понять ее причины, и страшная усталость, ненормальная. Теперь она ищет энергично себе занятий, так как у меня стало гораздо меньше возможностей с отъездом Яна. Да и я могу быть в скором времени туда вызвана.

Хотелось бы здесь провести Страстную неделю, встретить в церкви Пасху. Сегодня была на рю Дарю панихида по Павлу Николаевичу. Устраивал ее Коновалов[133]. Я видела там много знакомых, и как все осели! Завтра будет другая панихида у Серафима. Сегодняшнюю служил Владыка Владимир.

Третьего дня получила от Зеелера[134] две простыни и два полотенца, что очень кстати. Нужно их отослать Яну, так как там белья нет. И как раз есть оказия.

ему возможность на лето уехать, отоспаться и продолжать писать – нужно дать последний удар кисти “Зимнему дворцу”. Боюсь, что не очень много, то есть недостаточно для нужного отдыха ему соберут, жаль, что литературный фонд ему ничего не уделил. Живет он очень экономно, даже кое-что старается отложить, чтобы быть в состоянии писать. Вообще у него есть подвиженские черты в характере. Последнее время он стал напряженно нервен, видимо, от недосыпания нервы его очень натянулись[136].

Бахрах в нежной дружбе со Ступницким[137]. Бывает на его обедах с Богомоловым[138] вместе с Каллаш[139], Адамовичем и другими участниками Новостей[140]. Сшил себе канадьенку и щеголяет в ней. Излагает в газете недурно содержание книг.

До сих пор не поблагодарила Вашу подругу за посылку. Скажите ей, в каком я состоянии. На каком языке я должна ее поблагодарить?

Была у Зайцевых. Они все такие же. Живут по средствам, не жалуются. Пока здоровы.

Ляля шлет Вам сердечный привет. Я Вас целую. Храни Вас Бог.

Примечания