Бунина В. Н. - Цетлиной М. С., 25 июля 1945 г.

9.

25 июля 1945

Милая и дорогая Марья Самойловна,

Бесконечно благодарна Вам за Вашу память и подарок. Очень тронули меня Вы кофтой. У меня как раз старая пришла в большую ветхость. Но только, знаете, Вы и представления не имеете, как я похудела. Но, вероятно, к зиме пополнею, что мне не очень нравится. Легче и приятнее быть худой. Но ничего не поделаешь: нужно питаться, так как кроме приятной худобы, я получила еще неприятность с зубами – за зиму, так как осенью грасский дантист ничего не нашел, чтобы пломбировать, а у меня пришлось запломбировать в этом месяце одиннадцать зубов! И весь мой заработок за июль[89] ушел на временные пломбы – 1100 франков. Было и жаль, но было и приятно, что я не должна была обращаться к Ивану Алексеевичу. Тата Каминская уезжает на отдых, а вернувшись, будет продолжать возиться с моими зубами. Надеюсь, что мой ученик не откажется от моих уроков, и я опять справлюсь своими средствами.

Время тяжелое. Душа с трудом принимает все, что приходится слышать и о прошлом, и о настоящем. Порадовались только вчера: Наташа[90] родила сына. Пока было решено, что его назовут Михаилом. Подробностей никаких не знаем. Сообщено было по телефону к Нилус[91] – у нас телефона нет – что родился мальчик. Завтра Зайцевы и отец Киприан[92] у нас завтракают, тогда узнаем все подробности. Надеюсь, что все обходится благополучно.

Очень нас огорчает нездоровье Михаила Осиповича. Передайте ему, что его “Кучка“[93] мне очень нравится, но я читала только отрывки. Очень мы соскучились и по Вас, и по нем. Как-то странно в Париже без Вас… Ангелину не видала. Впрочем, мы мало с кем общаемся. Уж очень трудна жизнь.

Живем без всякой фам де менаж, приходится даже стирать, иной раз и простыни, так как можно отдавать только те прачке, которые крепкие, а их у нас мало. С помощью Ляли я справляюсь, но, конечно, мало остается времени для “личной жизни”.

Сейчас приходил Михайлов[94] за Яном. Поехали завтракать к какому-то американцу, не то англичанину, у которого повар русский – будут блины и жареный кролик. Немного глупо блины летом, но охота пуще неволи.

Третьего дня были у Бененсон.[95] Они очень много перенесли. Он был в лагере. Затем они скрывались. Одно время жили у какой-то портнихи, и только в 6 часов утра можно было ходить в ватер клозет, который был на лестнице. Затем в их дом пришла полиция, которая жила в нем 19 дней, но к ним наверх не поднялась. Но все же Бененсоны говорят, что они жаловаться не могут. Такие ужасы стекаются со всех сторон. Кажется, все стерилизованы, кто даже вернулся обратно [из концлагерей – Н. В.]. У женщин вырывали без всякого наркоза матки и яичники… Времена ужасные. Как будто Христос и не приходил в Мир! Но до утонченных садистических пыток еще нигде никогда не доходили в таких размерах.

Я не политик, а потому мало что понимаю. Чуваствую одно, что без Добра и Веры мир не спасется. Страшно очень за детей, молодежь. Вы знаете, что самыми жестокими немцами были подростки!

Всего не напишешь. Мы с Вами в разлуке почти пять лет. За эти годы я узнала французский народ так, как не узнала его за двадцать лет. И многое поняла до конца. Трудно обо всем писать – нужно время. А мне всегда надо куда-то спешить. И всегда много непеределанных дел. Вот и сейчас нужно бежать что-нибудь купить на завтра. А я уже сегодня раз выходила и принесла молоко, мясо для Леонида Федоровича – ему, как больному, выдается больше, чем нам, и он четыре раза в неделю ест по 90 гр., а мы только раз. Здесь его здоровье стало лучше. Он много работает. Пишет доклад о своих открытиях и реставрации в Эстонии. Один уже отослан в Москву. Милюков “приказал” ему в своем последнем письме тотчас же оповестить советское правительство о том, что он сделал – это очень важно для России.

31 июля. Только сегодня могу докончить письмо. Получила Вашу открытку. Спасибо за сообщение адреса Валечки[96]. Радостно, что он здоров и работает. Пока я достаю здесь те лекарства, что мне нужны. Больше всего нужны чулки

На что живет Тэффи – не знаю. Большой посылке и башмакам oна чрезвычайно обрадовалась. Вид у нее “молодой”. Но, кажется, аорта в дурном состоянии.

У Наташи Зайцевой, т. е. Сологуб все идет хорошо, ребенок здоровый. В пятницу она надеется переехать домой. Из нашего дома у нее была лишь Ляля. Я избегаю метро.

Обнимаем Вас, моя дорогая, и Михаила Осиповича. Еще раз спасибо за подарки. Чаем я подкупаю [неразб.]. Кофе сами пьем. Здешний очень паршивый.

Примечания

[89] Вера Николаевна подрабатывала перепечаткой на машинке и частными уроками русского языка.

[90] Н. Б. Зайцева-Сологуб.

[91] Берта Соломоновна Нилус, жена художника и писателя Петра Александровича Нилуса (1869-1943). Нилусы были близкими приятелями Буниных: П. А. познакомился с Буниным еще в 1898 в Одессе. В Париже они жили в одном доме на ул. Жака Оффенбаха. Б. С. участвовала вместе с Верой Николаевной в “Быстрой помощи” – организации, обеспечивавшей распродажу билетов на литературные вечера в пользу писателей.

[93] Книга М. О. Цетлина “Пятеро и другие” о композиторах “Могучей кучки” (Нью-Йорк, 1944). Была посвящена А. Н. Прегель и ею иллюстрирована.

[94] Павел Александрович Михайлов, профессор-юрист, близкий знакомый Бунина, часто упоминаемый в дневниках.

[96] Валентин Михайлович Цетлин (1912-?), сын Цетлиных, врач. Годы войны провел в Англии.