Бунина В. Н. - Цетлиной М. С., 27 апреля 1941 г.

8.

27 апреля 1941

Дорогая моя, милая Марья Самойловна, не знаю, как Вас благодарить за Ваше дружеское и заботливое ко мне отношение. За последнее время я стала из Лиссабона[81] получать разные съедобные вещи и сразу почувствовала прилив сил! А то даже письмо написать мне было трудно. Мы питались почти исключительно овощами, но без картофеля, почти стали травоядными животными. Мясо имеем два раза, а иной раз и один в неделю, а иногда раз в две недели выдается что-нибудь из колбасной, в последний раз по 50 г. на лицо. Но мы были и этому довольны: на Пасху была ветчина! Правда, по лепестку, но и это было приятно. Было и несколько крашеных яиц. Вот и все из пасхального стола! Вспоминала, как из другой жизни, пасхальный стол у Александра Федоровича[82] в прошлом году. Привет ему и Терезе[83]. Украсило какао, сваренное на подсахаренном молоке, полученное как раз к празднику из милого Лиссабона. До 1 апреля Марга и Леня получали молоко, а теперь их лишили его, выдают только детям и беременным женщинам и кормящим грудью.

Леня тоже стал худеть, что ему не полагается. По мере сил он старается вести предписанный санаторский образ жизни, то-есть, лежит положенное время, не утомляется, редко выезжает. Но питание его тоже далеко не то, что нужно. Он работает над своим романом[84] и кажется, доволен с этой стороны своей жизнью.

Марга продолжает ездить к маркизе[85], которая недавно давала концерт, нужно сознаться, что Марга, действительно, хороший профессор пения. Она сделала из маркизы то, что едва ли многие могли бы сделать, ибо голос у нее “никакой”, как говорит Зинаида Николаевна[86]. Кстати, о них ничего нам неизвестно. Здоровье Марги не очень хорошее. Конечно, очень похудела и порой вид отвратительный.

Галя много работает по дому. Стоит в очередях, иной раз имеет очень хороший вид, что меня пугает. Ведь у нее тоже не все благополучно с легкими. Очереди и меня очень утомляют. В прошлую субботу я неожиданно отстояла три часа и пришлось зайти в аптеку, так как голова закружилась. Мне что-то дали, и я ожила.

Иван Алексеевич, конечно, освобожден от очередей, но и ему приходится иной раз спускаться в город и ходить по лавкам. Бахрах тоже ежедневно ходит, и то то, то другое, чаще овощи притаскивает. Происходит это оттого, что то одного, то другого продукта нет. Вообще установился быт, в который мы уже вжились. И если бы у меня было больше сил, то я с большим удовольствием проводила бы иногда время в очередях. Много новых черт узнала я во французском народе, больше почувствовала страну. Надо вообще сказать, что я очень бодра духом, и даже нахожу, что в такой трудной жизни есть и своя хорошая сторона. Все стали менее требовательны. Капризам уже места нет, но это, конечно, хорошо с духовной стороны, а с физической – трудновато.

Нас в первый раз за 17 лет обложили налогом. Потребовали, чтобы мы платили такс де сежур. Хорошее время препровождения на курорте – очереди, беготня по базарам и в результете полуголодный паек. И за это плати еще такс де сежур в размере 50 фр. с лица. А на автобусах ездить стало еще труднее, чем при Вас. Тоже очереди и у нас, и в Каннах. И бывает, что до кассы дойдешь, а билетов уже нет, и жди еще час-полтора следующего. Поэтому я почти не езжу в Канны. Даже на Страстной была только раз в Великую Пятницу. В день Вашего рождения я причащалась и зашла к Ангелиночке, чтобы ее поздравить, к сожалению, она была в отъезде. Но внука Вашего видела. Это настоящий “Иванушка-Царевич” из русской сказки. В золотых завиточках, голубоглазый, с румяными щечками, с немного вздернутым носиком и такой ласковый, ручной, так прямо ко мне и пошел на руки. Через три недели ему год! Поеду поздравлять и его, и мать, если, конечно, у меня не будет припадка. Последнее время они у меня участились. Вероятно, от волнений всяких.

Очень волнуюсь за Петра Бернгардовича[87]. После 22 марта от них не было известий. У жены его что-то плохо с ногами. Средств у них никаких. Может быть, можно было узнать о них.

На праздниках все, кроме меня, побывали в гостях и кто-то покушал курочки, кто уточки. А у меня на первый день был длительный припадок, и я не поехала, куда была приглашена. Но курицу тоже попробовала, мне прислал хозяин[88] с Иваном Алексеевичем. И, нужно сознаться, вкусной она мне показалась такой, что и сейчас вспоминаю с волнением. Это новый наш знакомый, живет по дороге в Канн (2 километра в сторону). Уже девять лет, как осел на землю. Очень приятный человек. Жена и дочь его у Шурочки. Он знал отца Александра Федоровича.

Шью себе платье, портниха в восторге – такая стала фигура. Только смотреть некому. Но ходить очень легко. Слава Богу, сердце мое поправилось. Конечно, от лежанья – я ведь все досуги провожу в горизонтальном положении. И для сердца это оказалось спасительным. Меня, наконец, осмотрел доктор, приятель Лени. Он его ко мне притащил. Он тоже хочет погостить у Шурочки. Он предписал мне леченье. Обнимаю Вас, моя милая, со всей нежностью, целую Михаила Осиповича.

Ваша В. Б.

Приписка:

С первого мая все материи по карточкам. Но когда получим, неизвестно. Мне удалось купить еще зимой материю из старого запаса по 20 фр., а то бы я была в трудном положении – у меня все платья порвались. Я четыре года ничего для лета не шила, – осталось от прежних запасов только белье, но мыла нет, вообще с мылом драма. Нас шестеро! Всегда благодарю Вас за простыни. Без… [страница оборвана].