Новые лауреаты Академии наук
<фрагменты>
I
Писатель XVIII века Гоцци, автор венецианских комедий, насчитал тридцать шесть основных сюжетов драматических произведений. Если бы произвести такой же подсчет в области лирической поэзии, итог, наверно, получился бы столь же скромный. Мы вращаемся в очень ограниченном кругу чувств, страстей и настроений. Разнообразие достигается исключительно посредством оттенков, подробностей и технической изобретательности. Наши так называемые "декаденты", ищущие "нового", пожалуй, не совсем не правы. Стоять на одном месте, как бы привлекательно оно ни было, и какие бы чудесные виды с него ни открывались, - скучно. Хочется неизведанного, и в подобном желании нет ничего незаконного, лишь бы оно внушалось искренним чувством, а не стремлением произвести эффект, заставить говорить о себе - "нашуметь".
Прежде поэзия была по преимуществу деревенская. Поэт жил на лоне настоящей природы, знал ее, ею восторгался, ей "слагал гимны". Вы, конечно, избавите меня от скучной необходимости прямых указаний, и без того всем известных. Природа до тех пор остается богатейшим источником поэтических озарений, пока ее окончательно не изуродуют на культурный лад.
Городской поэт, хотя бы и очень талантливый, находится под гнетом искусственной обстановки, налагающей яркую печать на его творчество: и оно, в свою очередь, делается искусственным.
О деревенской и городской поэзии можно сказать очень много. Но необходимы образчики. Их дают нам новые лауреаты Академии наук. Присуждая в истекшем году Пушкинскую премию Академия решила поделить ее между П. И. Вейнбергом (за переводы) и г. Иваном Буниным - за сборник оригинальных стихотворений "Листопад". Кроме того, удостоены почетного отзыва две поэтессы: M. Лохвицкая-Жибер и Т. Куперник-Щепкина.
Я с того и начну, что скажу: г. Бунин - поэт деревенский, а госпожи Лохвицкая и Куперник - поэтессы городские.
"Листопад" г. Бунина весь проникнут глубоким чувством природы, которую поэт знает, понимает и умеет изображать.
Книжка открывается небольшою осенней поэмкой, несколько вычурной по замыслу, но изобилующей прекрасными, тонкими описаниями "поры увяданья".
Лес, точно терем расписной -
Лиловый, золотой, багряный,
Веселой пестрою стеной
Стоит над светлою поляной.
Березы желтою резьбой
Блестят в лазури голубой,
Как вышки, елочки темнеют,
А между кленами синеют
То там, то здесь в листве сквозной
Просветы в небо, что оконца.
За лето высох он от солнца,
И осень тихою вдовой
Вступила нынче в терем свой.
Пребывание осени в этом "тереме расписном" и составляет содержание поэмы. Осень глядит с немой печалью на край небес,
Где даль слилась с небесной далью,
Мечтами тихими полна.
Они зовут, но нет названья
Мечтам далеким. В них - любовь
И красота воспоминанья,
Которым не воскреснуть вновь...
А даль уходит. Небо ясно,
Прозрачный воздух сух и тих,
Леса безмолвны. И безгласно
Уходит светлый день из них.
Близится ночь. Луна восходит. В лесу
Ложатся тени на росу.
Вот стало холодно и бело
Среди полян, среди сквозной
Осенней чащи помертвелой,
В пустынной тишине ночной.
Теперь уж тишина другая:
Прислушайся - она растет.
..............................
О мертвый сон осенней ночи!
О жуткий час ночных чудес!
В сребристом и сыром тумане
Светло и пусто на поляне;
Лес, белым светом залитой,
Своей застывшей красотой
Как будто смерть себе пророчит.
Сова - и та молчит: сидит,
Да тупо из ветвей глядит.
.............................
Луна с небес, как привиденье,
Глядит, застывши без движенья,
И жутко осени одной
В полночной тишине ночной!
Осень знает, что такая ночь недаром выпала.
Она проснется. На дворе
Темно и хмуро. За стеною
Бушует бор, как в ноябре.
Теперь уж долго не проглянет
На небе солнце. Дождь и мгла
Холодным дымом лес туманят.
Но - "дни идут, свежеет просинь Туманных далей", бор стихает, чувствуется приближение зимы.
И вот уж сизые туманы
Встают на утренней заре;
Сквозит в тумане лес багряный,
Земля - в морозном серебре.
И в горностаевом шугае,
Умывши бледное лицо,
Последний день в лесу встречая,
Выходит осень на крыльцо.
Двор пуст и холоден. В ворота
Среди двух высохших осин
Видна ей синева долин
И ширь пустынного болота -
Туда от зимних бурь и вьюг,
От бурной ледяной метели
Давно уж птицы улетели;
Туда и осень поутру
Свой одинокий путь направит
И навсегда в пустом бору
Раскрытый терем свой оставит.
Здесь г. Бунину следовало бы закончить грациозную осеннюю поэму, но он написал еще несколько строк, ровно ничего не прибавляющих ни к пейзажу, ни к настроению.
Уже приведенные отрывки дают понятие о искренности поэта и о "хорошей школе", к которой он несомненно принадлежит. Разумеется, ему недостает крупного дарования, побеждающего все трудности. Наблюдательность у него большая, природу он страстно любит и живо чувствует. Эти осенние картинки нисколько не банальны, в них даже мало подражательности, хотя местами явственно слышится влияние Пушкина. Благороднейшее и плодотворнейшее влияние! Г. Бунину порою как будто бы недостает слов, и он с видимым усилием передает стихами то, что в его воображении запечатлелось ярко и точно. Посредственный, хотя и не бесталанный стихотворец или "поет осень" по шаблону, или придумывает какие-нибудь затейливые ритмы, обороты и образы, чтобы прикрыть ими нищету художественных представлений и отсутствие истинного чувства. Желтый лист шуршит под ногою, небо прозрачно и холодно, цветы умирают, деревья жмутся в тоске друг к другу, - как все это истаскано и как бесконечно надоело! Г. Бунин сумел найти новые краски для рисунка, новые звуки для своей осенней мелодии. Если он молод - от него мы вправе ждать многого. Главное, чтобы поэт не изменял традициям "хорошей школы". Кроме влияния Пушкина, на его стихотворениях можно проследить еще влияние Фета. Приведу несколько примеров.
Бушует полая вода, -
Шумит и глухо и протяжно.
Грачей пролетные стада
Кричат и весело, и важно.
.............................
А в полдень лужи у крыльца
Так разливаются и блещут,
Что в нашей детской - без конца
По стенам "зайчики" трепещут...
Совершенно в манере Фета. Далее еще интереснее.
Веет легкой свежестью воды;
Веселей по рощам зазвенели
Песни птиц на разные лады.
Ветерок с полей тепло приносит -
Аромат лозины молодой.
О весна! Как сердце счастья просит!
Как сладка печаль моя весной!
Кротко солнце листья пригревает
И дорожки мягкие в саду.
Не пойму, что душу раскрывает
И куда я медленно бреду!
...................................
Горько мне, что сердце так устало,
А душа горячих сил полна,
Что для сердца скорбного настала,
Может быть, последняя весна.
Легко указать те два стихотворения Фета, которым эти - близкая родня, но г. Бунин дает не простой перепев, не бледную копию с произведения великого мастера. Среди звуков чужих, навеянных, вы слышите и принадлежащие лично поэту. Тонко входя в весеннее настроение, он именно в силу этой тонкости должен был ощутить то, что ощущал Фет. Но Фет - единственный в своем роде лирик, а г. Бунин - лишь "идущий по стопам". Однако, вам ясно, что и "дорожки мягкие в саду", и кроткое тепло солнца, пригревающее молодые листья, и печаль, наполняющая усталое сердце, в то время, как душа "горячих сил полна", - все поэт сам наблюдал, переживал и чувствовал то же самое и сумел каждую подробность, каждую малейшую черточку передать с недосягаемым совершенством. Этой власти противостоять нельзя. Она поистине роковая. Но и отчаиваться нет причин, когда вас выводят на прекрасную, широкую дорогу. Невольное подражание высоким образцам - может быть прямо спасительно, особенно в наше время.
Остановимся еще на некоторых весенних мотивах г. Бунина.
Все темней и кудрявей березовый лес зеленеет;
На рассвете в долинах теплом и черемухой веет,
Соловьи до рассвета поют.
Скоро Троицын день, скоро песни, венки и покосы.
Все цветет и поет, молодые надежды тая.
О весенние зори! О теплые майские росы!
О далекая юность моя!
Пьеска при всей незамысловатости и даже, если угодно, бледности проникнута искренним настроением. Вы невольно разделяете его именно в силу его непосредственности. Но воздержимся пока от решительных заключений. Вот опять мелодия Фета - "На пруде".
Ясным утром на тихом пруде
Резко ласточки реют кругом,
Опускаются к самой воде,
Чуть касаются влаги крылом.
На лету они звонко поют,
А вокруг зеленеют луга.
И стоит, словно зеркало, пруд,
И, как в зеркале, меж тростников,
С берегов опрокинулся лес (образ Фета),
И уходит узор облаков
В глубину отраженных небес.
Глубина бесконечно светла.
И доносится мерно с полей
Над водой тихий звон из села.
Я мог бы привести еще немалое число стихотворений г-на Бунина, где подражание Фету сказывается столь же и даже более определенно. В его осенних песнях слышится порою музыка Тютчева, например:
Настала светлая прощальная пора.
Спокойно дремлет день над тихими полями,
И веют прелестью раздумья вечера.
Вообще г-н Бунин еще не достиг того перелома, когда подражательность отпадает и индивидуальность проявляется в полной мере. Большинство поэтов некрупного масштаба начинают и заканчивают свою деятельность, не дав ничего, кроме перепевов. С г. Буниным, думается мне, могло бы случиться другое. Он мог бы выйти на собственную дорогу. Его сборник оставляет впечатление определенное и выгодное для поэта. При поверхностном ознакомлении с ним я не совсем взял в толк, причем тут собственно "Листопад". В смысле "времен года" поэзия г-на Бунина уже не столь однообразна. Но "по зрелом размышлении" должен теперь сознаться, что г-н Бунин прав, озаглавив таким образом свой сборник. В его поэзии чувствуется какая-то унылая, щемящая, осенняя нотка. Она проходит почти через все стихотворения, сообщая им, если и не безнадежный, то во всяком случае грустный колорит. Между тем г. Бунин не "ноет", тенденциозностью не грешит, скучной риторики не разводит. Причина, значит, лежит глубже. И действительно, если вы начнете сравнивать г. Бунина с Фетом, например (не по величине таланта, разумеется), вам станет ясно, насколько старый поэт сохранил больше душевной свежести и молодой непосредственности. Г. Бунин, кажется, не рисуется и не фантазирует, говоря об "усталом сердце". Его поэзия в самом деле проникнута усталостью и разочарованием, которое вряд ли может пройти. Откуда это? Или злой дух упадочничества - не того грубого, которым щеголяют многочисленные наши "декаденты", а настоящего, невыдуманного, осенил г. Бунина? Этой загадки я разгадывать не берусь. Передаю свое впечатление, и пусть читатели проверят его, заглянув в книжечку г. Бунина. <...>
образом могла увенчаться г-жа Куперник академическими пальмами, объяснить трудно. Разве что ей так на роду написано, а что на роду написано, того не минешь. <.> Позволим же себе высказать искреннее пожелание, чтобы в следующий раз Пушкинская премия досталась поэту, никак не менее достойному, чем г. Бунин, да и почетные отзывы отличили бы стихотворцев, сколько-нибудь заслуживающих серьезного внимания.
Если же таковых не найдется, - уж лучше останемся без новых лауреатов. Лавры нынче у нас весьма дешевы. Пусть же хоть академические не слишком падают в цене.
Примечания:
Впервые: Исторический вестник. 1904. Т. 95. No 2. С. 633-646. Печатается по этому изданию.
Константин Петрович Медведский (1866-1919?) - поэт, литературный критик, публицист. Под влиянием взглядов К. Леонтьева и Ю. Н. Говорухи-Отрока его идейная эволюция шла от апологии "чистого искусства" к апологии русского национализма. Автор книги "Современные поэты. Критические очерки" (1889).
С. 256. М. Ловхицкая-Жибер - Мария Александровна Жибер (ур. Лохвицкая; псевд. Мирра Лохвицкая; 1869-1905) - поэтесса. Удостоена почетного отзыва Академии наук за "Стихотворения" (М., 1898. Т. 2; СПб., 1900. Т. 3).
Щепкина-Куперник Татьяна Львовна (1874-1952) - прозаик, поэт, драматург, переводчик. Была удостоена почетного отзыва Академии наук за сборники "Из женских мыслей" (М., 1898) и "Мои стихи" (М., 1901).
Книжка открывается небольшою осенней поэмкой. - Далее цитируется ранняя редакция "Листопада" (1900), носившего подзаголовок "Осенняя поэма". С. 258. . он написал еще несколько строк. - Еще 32 строки.
Бушует полая вода, - ~ По стенам "зайчики" трепещут. - Цитата из ранней редакции стихотворения "Бушует полая вода."(1892).
"За рекой луга зазеленели." (1893).
С. 260. За днями серыми и темными ночами ~ И веют прелестью раздумья вечера. - Цитируется первая строфа стихотворения "Затишье" (1887).
Источник текста: И. А. Бунин: Pro et Contra. СПб, 2001.