Устами Буниных
1926 - 1928 гг.

1926

[Продолжаю выписки из рукописного дневника Веры Николаевны: ]

1 января.

[...] Новый год по новому стилю мы встречали в "Возрождении". Угощал Гукасов, но ужин устраивали репортеры. [...] По виду Гукасов понравился. [...] Струве отсутствовал. Он в Праге. Ему послана телеграмма и письмо с подписями. Шмелев говорил речь. Он сильно выпил. Кульман поднял тост за букву "е" [ять. - М. Г.] [...]

14 января.

В Лютеции была встреча Старого Нового года. Я заведовала лотереей и "книжной лавкой". [...] Бал вообще удался. Вероятно, доход будет около 25000. М. С. [Цетлина. - М. Г.] довольна. Жаль, что половину нужно отдавать журналистам. [...]

2 февраля.

[...] Ян с Борисом [Зайцевым. - М. Г.], Ландау и Осоргиным ушли обедать. Мы - жены - не знали, поэтому наш бабий вечер на этот раз не вышел. [...]

6 февраля.

Статья Ильина "Дух преступления" великолепна. Воображаю, какое негодование вызовет она у левых. Он назвал своим именем громко то, о чем мы всегда говорили. (Впрочем, Ян говорил и публично об этом.) Недаром Павел Юшкевич упрекал его "в уголовной точке зрения на революцию". [...]

3 апреля.

Ян получил пригласительный билет на Съезд¹. [...]

5 апреля.

Председателем избран Струве. [...]

9 апреля/27 марта.

[...] На Съезде идет не дружная работа, а борьба между двумя партиями из-за "органа". Правые совершенно не учитывают ни времени, ни места. Боюсь за Струве. [...] Им кажется, все недовольны, а для него съезд - дороже жизни.

[...] Д. Д. Гримм² очаровательный человек с очень приятным голосом. Он расстроен съездом, тоже находит, что Струве делает ошибки. Струве, из желания объединить всех, делает уступки правым, а они стараются все захватить в свои руки. [...]

Ночь с 15 на 16 апреля (н. ст.).

встретили похороны, вернее, обогнали. Но госпиталь мне понравился. На больницу не похоже. [...] Комната у нас будет одна, небольшая, с приятным видом, но боюсь, что все же трудно будет в ней жить вдвоем.

16 апреля.

[...] Мне [письмо. - М. Г.] от Шмелева. [...] Сообщает, что Белич³ написал ему, что серб[ское] правит[ельство] решило поддержать 8 писателей - 1000 фр. в месяц. Он не понимает - 1000 фр. каждому, или же на всех. Если каждому, то как будто щедро, если на всех, то уж больно мало. [...]

19/6 апреля.

Мы в Villejuif. У нас небольшая, но приятная комната. Вся белая. На столе белые цветы. Ян бесконечно страдает. [...] Дежурная сестра очень мила, женственна. [...] Боли, по ее словам, будут завтра и послезавтра. [...]

20/7 апреля.

Без четверти 12. Ян пошел на операцию. Пошел бодро. [...] Прошло 25 м., а его еще нет. [...] Сейчас принесут. Дай, Боже, не волноваться. Уже прошло Ў часа.

Весь день страдал неимоверно от головной боли.

21/8 апреля.

[...] Ян очень кроткий. Ночь прошла довольно хорошо. Просыпался раза 3. [...]

22/9 апреля.

Ночь провел беспокойно. Спал мало. Заставил меня встать рано, а потому болит голова. [...]

23/10 апреля.

19 лет нашей совместной жизни. [...] Темп[ература] стала нормальной. [...]

24/11 апреля.

Температура нормальная. Настроение хорошее. Пишет письма. Спали достаточно, хотя часа 2 ночью колобродили. [...]

28/15 апреля.

[...] Все еще лежит в постели, хотя принесли кресло. [...]

10 мая.

- цветы. Ян, смеясь, вспомнил, как Ангелиночка завидовала Вале, что ему операцию должны делать: "будут дарить подарки ! " [...]

15 мая.

[...] Сегодня за завтраком разговор коснулся литературы и Ян много говорил.

Илис (Ил. Ис. Фондаминский) дал мне прочесть рассказ Чирикова, и я передала его Яну. Рассказ обычный Чириковский, много пошлости, наивности, конечно, настоящего искусства там нет, но напечатать следует по многим соображениям: и потому, что он старый писатель, и потому, что у него есть свой читатель и т. д. и т. д. От него перешло к А. Н. Белому, Ремизову и другим.

Илис считает, что все-таки они большие таланты, хотя и исковерканные. Ян стал оспаривать. [...] Они очень жизнеспособные, но к искусству отношения не имеют. Это уже 40 лет продолжается. И Мер[ежковский], и Гип[пиус], и даже Розанов - все они не только потому так пишут, что их душа этого просит, а потому, что так надо, так модно. "Эти ослы по нотам разыгрывают. Конечно, они способны выявлять все эти извивы, но этими извивами они и маскируют свои небольшие таланты. Вы посмотрите, что эту зиму разделывал Мережковский - он, оказывается, великолепный актер, - и ноги расставляет, и кривится, и шопотом говорит, и опять поднимает голос на каком-нибудь вечере Звена". И тут Ян хорошо изобразил Дм. С., то он бесом представится, то юродивым. - И все они как на людях, так говорят не по-людски, а как до практического дела - так начинают совершенно просто, без всяких завываний говорить. И так дурачат публику уже 30-40 лет. Но, конечно, они способнее тех, кто и этого не умеет делать, а между тем всем перверсным организмом своим жаждет всех этих изломов. [...]

20/7 мая.

Вчера перечитывала письма Л. Ал. Авиловой⁴. [...] какая была семья! Какой дом! С материальным благополучием соединялась духовность, любовь к литературе, подлинное знание русского языка, чувство его. [...] И какой легкий дух был в их семье. [...]

8 июля.

[...] Теперь мы одни. Самое мое любимое время, ибо Ян бывает со мной в свободное время и ведет разговоры. И странно, он в сущности не скучает, ему только кажется, что он будет скучать. [...]

Даже самый приятный и легкий гость как-то отнимает у меня спокойствие и мешает сосредоточиться. [...]

Вчера уехал от нас Б. [Б. К. Зайцев. - М. Г.]. [...] повторяю, Б. почти был не гость. Он человек очень тонко деликатный и духовный. Иногда мы очень для меня интересно говорили о Боге, о вере. В последний раз он много говорил о Данте. У него, т. е. у Бориса, есть свой путь, по которому он идет твердо. Но к практической жизни он мало пригоден. [...] Очень самолюбив, большое сознание своего достоинства. Дурак Юшкевич думает, что он скромен. Да, м. б. перед Богом он и смиренен, но не перед Юшкев[ичем]. Странно наблюдать писателей. Почти каждый считает себя выше всех или почти всех. А многих совершенно не приемлет. И как часто видишь, что они не понимают один другого. [...]

Получены "Совр. Записки". Степун пишет, что у Марины Цветаевой не только мысли умны, но и фразы. [...] Вот уж подлинно ничего не понимаешь. "У Цветаевой ум", - мне кажется, что этого у нее меньше всего: есть талантливость натуры, смелость, даже воля, умение выделять свою личность, но ум? Не видно. Нет и второстепенных качеств ума: такта и меры.

8 июля [Вероятно, В. Н. ошиблась и запись от 9 июля. - М. Г.]

Были у Зайцевых. [...] Настроение у Бориса тяжелое. [...]

Шульгин 3 месяца был в России. Жил в Киеве. Он находит, что там все новые люди. Он мог бы и не гримироваться - за все время не встретил ни одного знакомого. По его мнению, там народился новый тип американо-комсомольский, который придет на смену коммунистам. Революция еще не изжита.

10 июля.

На завтраке у Мережковских. Очень любезны и гостеприимны. З. Н. прочла свою статью против Святополка [Мирского. - М. Г.]. Очень хорошо и с тактом написано. Все ее газеты отказались напечатать, появится статья у Мельгунова.

Потом пошли гулять, т. е. по магазинам, где З. Н. прямо молодеет. Она всегда готова ходить по всем отделам и всегда мучается желанием купить то то, то - другое. Какое странное сочетание в ней мужского, женского (и даже бабьего) начал. [...] На набережной встретили Мережковского [...] обрадовался 3. Н., тащил ее с собой, гости уже надоели ему. Он редко откровенный человек, поэтому, в конце концов, с ним легко. [...]

11 июля.

"Возрождении". Степун пишет, что он с Кусковой, Осоргиным и др. всегда будет защищать от нападок эмиграции и "эмигрантского злобствования" возникающую в Советской России творческую жизнь. Да кто это отрицает, что, вопреки большевикам, Россия родит таланты? Весь вопрос заключается именно в споре относительно двух слов: - "вопреки" или "благодаря". [...]

21 июля.

И опять некогда было писать для себя.

[...] были у Вахрушевых. Их дача почти у самого синего моря. Он - в русской косоворотке. На столе чайники, варенье. Какая-то бедная родственница разливает чай - словом, почти Царицыно. Так же забегают на балкон знакомые и пьют так чашек по пяти. [...]

В "Днях" печатаются письма Блока. [...] По этим письмам Блок выиграл в моих глазах. [...] и стал понятнее.

17 июля/30 июля.

[...] Были на обеде у Зайцевых, 15/29 июля 25-летие литературной деятельности Бориса. Пробыли мы 5 часов. [...]

Я ценю в Зайцеве то, что он выбрал свой путь и идет по нему по-зайцевски, и то, что он настроил свою душу на высокий тон. Он ни у кого не выбивает ничего, а тихо, медленно, но неуклонно идет по своему пути, который всегда подымается выше повседневности. Он, как писатель, говорит: мне нужно только мое ощущение, только мое восприятие, а логично ли, правдиво ли это - мне все равно. [...]

2/20 авг. Ильин день.

Вчера ездили в Канн. Были у Мережковских. Они приветливы, ласковы. З. Н. жалуется, что пишет в "Верстах" и что это очень трудно, т. к. Милюков не все примет, что ей хочется. "Так и пишу сначала, что сама думаю, а потом начинаю смягчать, перемешивать, и так трижды приходится всякую статью переписывать".

Читала письмо Ходасевича⁵ (они в горячей переписке). Очень умное, но злое и ядовитое. Презирает всех и вся. И эс-эров, и Вишняка, и всех жен. Вообще плохо быть "женами". Это какое-то позорное клеймо. [...]

Мережковский хорошо говорил, что метафизически столкнулись коммунизм и нэпманство, и из этого только может получиться трагедия.

Неожиданно приехал Рощин⁶ [...] Ян тоже рад. А Рощину будет полезно пожить с Яном.

6 августа.

Вчера такая была гроза, что Ян, сидя в кабинете, видел огненный шар почти у головы, потом посредине комнаты. [...]

Из статьи Ходасевича о Блоке: "Блок признавался, что многих ранних стихов своих больше не понимает".

Правильно сказал Ян, что это род душевной болезни. Человек видит спичечную коробку, а выражает какое-то мутное чувство к ней. Тут не поймешь, спичечная коробка это или что-нибудь другое.

Ян вчера на прогулке говорил на тему, какое значение имеет имя автора. Если оно знаменитое, то читатель гораздо больше напрягает внимание. Поэтому - успех, и часто даже не по заслугам. [...]

25 авг. 26 г.

Я решила недели 3 дать себе отпуск и ездить ежедневно к морю. И, поскольку это возможно, быть одной. [...]

8 сентября.

[...] 2 недели в постели. Слабость. Безразличие. [...] Ян опять в бегах, и я опять среди чужих людей. [...] Вчера был Елпатьевский. [...] Он служит в Москве амбулаторным врачом в Кремле. [...] Он считает одной пользой от революции, что самый последний мужиченка в Якутской области стал думать о том, о чем раньше никогда не думал.

9 сентября.

[...] Сегодня я совсем одна. Может быть, это лучше - свободнее. Но тоска ужасная. Лежу в саду под пальмой, печет солнце. [...] Что бы, кажется, я дала, если бы около меня были папа, Митя, Павлик или Андрей Георгиевич [вероятно, проф. Гусаков. - М. Г.]. Болеть для меня в настоящем положении - кошмар. И что гнетет, что собственно это начало болезней. [...] Расплата, что имеешь мужа, который "радует других", а потому он освобожден от обязанности радовать меня. [...]

Вечером говорил, что больше всего в мире любил мать, и меня любит не меньше. Да, непонятна душа человеческая! .

12 сентября.

[...] В шестом часу приехал Рахманинов. Посидел около часу. Он с семьей в Канн. Большая вилла, своя машина, на которой они приехали из Германии. Он очень мне понравился. Очень прост и приятен. Звал меня к себе. По-видимому, к Яну относится очень хорошо. [...] Рахманинов пришел без шапки, в коричневой фуфайке, парусиновых туфлях. Забыл портсигар. [...]

18 сентября

[...] Были у нас все Рахманиновы. Очень приятна и мила жена его. Женственна, проста и добра. [...]

23 сентября

[...] Во вторник были у Рахманиновых и от всей семьи осталось необыкновенно приятное и легкое впечатление. Дочери очаровательные, лучше, чем показалось в первый раз. [...]

24 сентября.

Вспоминаю обед у Рахманиновых. [...] Трогательное отношение к Чехову. Все просил Яна порыться в памяти и рассказать об Антоне Павловиче. Ян кое-что рассказал. - Рахманинов [...] очень заразительно смеялся. Рассказал, что когда он еще был совершенно неизвестным, он в Ялте аккомпанировал Шаляпину. Чехов сидел в ложе. В антракте он подошел к нему и сказал: "А знаете, вы будете большим музыкантом". - Я сначала не понял и удивленно посмотрел на него, - продолжал СВ., - а он прибавил: "У вас очень значительное лицо". - Вы понимаете, что тогда значили для меня слова Чехова. А музыки Антон Павлович не понимал. Он предлагал мне потом написать что-то к "Черному монаху".

Толстого Рахманинов не любит. [...] Ян старается показать всю трагедию Л. Н., но мне кажется, его слова до Рахманинова не дошли. [...]

30/17 сентября.

Седьмой год именины за границей. [...]

30/31, ночь, октябрь 1926 г.

⁷. 5 дней в постели. Прощальные обеды с Рахманиновыми. Доктор Маан {Бунины иногда пишут Маан, иногда - Мак. - Ред.}. Отъезд Рощина. Визит к Мережковским. Блохи. Вот краткий отчет за месяц.

Сегодня Ян был очень печален. Долго лежал в темноте. Говорит, тоска ужасная. Да, тяжело он отрывает от себя каждый год. С корнями ушел в землю, потому и тяжело. Слишком он все видит и понимает, все остро чувствует. Потом сошел вниз, развеселился, поставил бутылку вина, которую они с Н. К. [Кульманом. - М. Г.] и выпили.

Когда я пришла к нему наверх, он лежал в постели, видимо, ждал меня. Был нежен. Говорил, что только я для него все. Что мысль о моей смерти преследует его уже 20 лет. 40 лет боялся смерти матери, а 20 - моей. Поэтому, когда я заболеваю, то у него весь мир преображается. И он, как сумасшедший, должен куда-то лететь. Он понимает, что может увлечь, но это не настоящее. "Отдельный кабинет, ужин, момент усталости - она смотрит, увидит морщину и подумает: стар. А мне хочется сказать - allez vous en! Ты одна не видишь того, что есть. Да, как отражение в окне вагона и стекло, и сквозь него видишь звезду". 

[Из дневника Веры Николаевны: ]

Ночь с 1 ян. на 2 ян. 2 ч. 30 м:

[...] я два месяца ничего не записывала. А за эти 2 месяца было пережито так много, что положительно, от полноты сердца, уста немеют.

Я - одна. Яна до сих пор нет. [...]

Операция не страшит. Мне так тяжело дома, что мысль о Виль Жюив радует. Белая комната, тишина ночью, нарушаемая лишь редкими звонками, пение петухов. Приходят мысли о смерти. Пока отношусь к ней тупо. Жить есть силы, хотя, если уже не жить по-старому, то жить буду иначе, если останусь жива. Главное, надо помнить, что самое тяжелое я пережила. [...]

Villejuif.

4/17 января.

Спала хорошо. Трудно было заснуть из-за болей. Вчера было 3 припадка, первый в церкви - значит, еще не достойна Причастия.

Были Васильев и Алексинский. Склоняются к мысли, что желчный пузырь тоже. [...]

Ян уехал на операцию. [...] Полип очень большой, вероятно, он и мешал работать.

Прощаясь, мы оба очень волновались, - особенно Ян. Он так плакал, что я до сих пор волнуюсь. Он очень страдал всю эту осень. Он удивительно по-детски трогателен. [... ]

18 января.

Чувствую себя хорошо и спокойно. Спала недурно. [...] Настроение было самое благостное, вероятно, от чтения Евангелия, Апостола, Паскаля и Imitation. [...] Думаю ли о смерти? Нет, я о будущем просто не думаю. [...]

Все вспоминаю лицо Яна, когда он выскочил меня провожать к автомобилю. Он, вероятно, сейчас ужасно волнуется, больше меня. Как бесконечно мне жаль его. Очень боюсь, что он простудится в такую погоду. [...]

Вероятно, через 1/4 часа придут за мною. Полежу немного.

[...] Пережито много и больше хорошего, чем дурного. Страданий было меньше, чем я ожидала. Операция была тяжелая, длилась 2 ч. 20 мин., спала еще 2 часа. [...]

[...] желчный пузырь находился под печенью - вот почему его никто не мог прощупать - и весь до верху был набит камнями, и довольно крупными. [...] Алексинский, несмотря на свою внешнюю суровость, был очень заботлив. [...] когда я спросила его, что оказалось у меня, он сказал: "Склад камней". А вот Ян не верил, что я больна. [...]

12 февраля.

[...] 9 дней я дома. [...] Помогали на первых порах дамы - особенно Верочка [В. А. Зайцева. - М. Г.] и Б. С. [Нилус. - М. Г.]. Но сегодня Б. С. вся поглощена Юшкевичем, у него сердечный припадок был ночью. [...] Вчера Ян видел Митю Шаховского¹ послушником. Едет в сербский монастырь. Вид смиренный. [...]

13 февраля.

Вчера известие о смерти Сем. С. Юшкевича, сегодня о С. А. Иванове. Это уже слишком тяжело! Оба скончались от сердца, оба были накануне в нашем доме. [...] Сергей Андреевич накануне смерти был у меня. Пришел вместе с М. А. [Алданов. - М. Г.] и мы втроем просидели около двух часов. Я очень люблю их обоих... М. Ал. принес пирожных и, смеясь, сказал: "Это вместо цветов. Я делаю теперь только полезные подарки". Мы мигом соорудили чай, вернее приготовил его С. А. [...]

14 февраля.

Через 4 недели вечер. Времени мало и для Яна и для билетов. Помоги, Господи!

15 февраля.

Скоро опустят в землю С. С. Скажут ненужные речи и разойдутся. [...] Газеты очень слабо отозвались на смерть Юшкевича. Я думала, что его смерть будет событием в нашей зарубежной жизни. [...] м. б. у раскрытой могилы найдут надлежащие слова [...] Сегодняшнюю ночь я никогда не забуду. [...] Только бы Бог дал мне спокойствие и выдержку. [...] Ян говорил: "Я, который 40 лет имею дело со словом, я не могу выразить то, что хочу, а что же делать мне в таком случае?" Ян все твердил, что я не понимаю его. [...] Я знаю, что Ян сейчас сильно страдает². [...]

18 февр.

[...] Вчера еще смерть - Кузьмина-Караваева. Жертва эмиграционных условий. Последние годы жизнь у него была горькая - безденежье, одиночество. А в прошлом - богатство, любимое дело, почет, уважение.

14/1 апреля, Ментон.

Тихо, уютно в моей комнате, тихо уже и в отеле - 10 ч. вечера. Я за эту неделю привыкла проводить вечера в одиночестве. Говенье дает радость. Я в первый раз в жизни провела так Страстную неделю, так спокойно, безмятежно, бывая на службах, читая духовные книги, размышляя о своих грехах. [...]

13 апреля, Ницца.

5 дней в Ницце. Наконец, после кошмарной зимы, я живу в тишине и покое. Лежа в постели, видишь море и слушаешь прибой его. [...]

23/10 апреля.

надо смириться, принять, а это трудно, выше сил.

Сейчас мы отпраздновали наше 20-летие. Ужинали дома. Я - сардинками, а Ян - ветчиной. Выпили Pouilly.

Ян мне сказал: "Спасибо тебе за все. Без тебя я ничего не написал бы. Пропал бы!" Я тоже поблагодарила его - за то, что он научил меня смотреть на мир, развил вкус литературный. Научил читать Евангелие. Потом мы долго целовались и я, смеясь, сказала: "Ну уж ты ни с кем так много не целовался, и ни с кем так много не бранился". - "Да, - ответил Ян -- мы бранились много, зато дольше 5 минут мы друг на друга не сердились". Это правда, длительных ссор у нас никогда не бывало. [...]

22/9 мая"

[...] Решили поехать в Орибо в автомобиле³ [...] Я в Орибо ни разу не была, Ян был дважды: с Кульманом и в прошлом году один, когда метался во все стороны во время моей болезни. [...]

31 мая.

[...] Перепечатала сейчас всю эту тетрадку и что же - ничего собственно с прошлого августа не изменилось для меня в хорошую сторону. А пережито за этот год, сколько за 10 лет не переживала. По существу, м. б. история очень простая, но по форме невыносимая зачастую. [...] И как странно, - как только я, молча, начинаю удаляться от Яна, то он сейчас же становится нежен. Но как я становлюсь обычной - так сейчас же начинает жить, совершенно не считаясь со мной. [...]

Теперь мне нужно одно: быть с Яном [...] ровной, ничего ему не показывать, не высказывать, а стараться наслаждаться тем, что у меня еще осталось - т. е. одиночеством, природой, ощущением истинной красоты, Бога, и наконец, своей крохотной работой. [...]

5 июня.

Католическая Троица. В церковь не пошла. [...] принесли газету с "Окаянными днями". В восторге от стихов, которыми этот кусок кончается. [...] я прочла их и вспомнила, как мы в этот вечер ездили за Скородное и из лесу увидели зарево, испугались: не у нас ли? И я, как сейчас, вижу, как Ян сделал быстрое движение, натянул вожжи, ударил лошадь кнутом. [...] А стихи вот какие:

Наполовину вырубленный лес,
Высокие дрожащие осины
И розовая облачность небес.
Ночной порой из сумрачной лощины
Въезжаю на отлогий косогор.
И вижу заалевшие вершины,
С таинственною нежностью, в упор
Далеким озаренные пожаром...

Пожар! Но где? Опять у нас? - Недаром
Вчера был сход! - И крепко повода
Натягиваю, слушая неясный,
На дождь похожий лепет в вышине,
Такой дремотный, сладкий - и бесстрастный
К тому, что там, и что так страшно мне.

30 сент./13 окт.

[...] Мне сейчас очень грустно. Я последние месяцы опьянялась машинкой. [...] Кончила Яну переписывать 1 книгу, я переписала ее уже дважды, а многие главы по 3 раза. Кончила [читать. - М. Г.] "Заговор". В этой книге М. А. [Алданов. - М. Г.] гораздо зрелее, чем в прежних. [...]

1/14окт.

Проснулась и продолжала думать о сне, а сон забыла. Услышала топот над головой, потом шуршание в столовой. Я тихонько, по привычке, позвала: "Ян".

Когда он вошел, радостный, нежный, стал целовать и просить: "не уезжай, я буду беспокоиться", я как следует еще не проснулась. Затем он сказал: "Клянусь днем твоего рождения, что я тебя ужасно люблю!" Тогда я, шутя, спросила: "А ты рад, что я родилась? М. б. лучше было бы не родиться?" - "Очень рад, да с кем бы я мог прожить жизнь, кроме тебя... Ни с кем". [...]

15 октября.

Наконец, осуществила свою мечту. Поехала в Ниццу. Ильиных застала. [...] Оказывается, ни о моей операции, ни о руке ничего не знали. [...] Гиппиус он ненавидит страстно. Растлители. В этом они со Шмелевым сойдутся крепко. [...] зашел разговор о Шмелеве и я, наконец, поняла, чем он пленил их. Оказывается, он дает философские темы. В "Неупиваемой чаше" очень хорошо разработана философия творчества. В "Это было" - проблемы войны. [...]

11 ноября.

Вчера завтрак у Мережковских. [...] З. Н. пригласила Г. Н. [Кузнецову. - М. Г.], я очень благодарна ей за это. [...] Завтрак был хороший. После З. Н. читала нам дневник. Перед тем Дм. С., который не слушал чтение (он не может ничего ни читать, ни слушать о революции: "это все равно если вашу мать убили, и вы будете слушать об этом") говорил:

- Милюков это Чичиков, Керенский - Хлестаков. В нем сидел бес, в котором и мы повинны, теперь бес из него ушел, а все продолжает становиться в Наполеоновские позы.

З. H. читала дневник, относящийся к Корниловской истории. [...] Дневник написан мастерски. [...] Ведь по духу она была близка и с Илюшей [Фондаминским. - М. Г.], и с Савинковым, и с Керенским, а Корнилов собственно был ей чужд, - и однако, она выносит оправдательный приговор Корнилову, даже не выносит, а он сам "выносится". И что самое замечательное - Корнилов не увлекает ее, к белому движению она остается холодна, не верит ему. [...] Ее дневник - сама история. Она была поставлена в необыкновенно выгодное положение. Ежедневные свидания с Савинковым, человеком, умеющим отлично рассказывать, свидания с Бунаковым, знакомство с Керенским и дружба с Карташевым. [...]

Илюша предстал пред нами в ином свете. Да, роль его не малая была и он увильнул от ответственности, уехав комиссаром в Севастополь. Меня порадовало, что я верно чувствую его. Он вовсе не такой "милый простой человек", "добрый и умный", нет он с большими провалами и ум его не свободен. И не только Керенский забывал "о России" и не понимал ее, но также и Илюша. Это теперь, 7 лет проучившись, стал понимать, хотя и по-своему, что такое Россия, что такое государство. Да и то я не уверена, что в критический момент он [не. - М. Г.] пожертвует партией для России. [...]

11 декабря.

"Днях" решено не печатать, он передал их Демидову, который взял их для "Посл. Новостей". М. Ал. просит рассказ.

Потом Г. Н. открывает газету и читает: Семен Владимирович Лурье скончался от несчастного случая. Попал под поезд на Руанском вокзале. [...].

У нас с Яном дыханье остановилось. Боже, что за горе! Познакомились мы в Одессе, часто встречались. [...] Он немного рассказал мне о Шестовых. [...] Затем в Париже. [...] Он бывал у нас в первый же год. [...] Ближе сошлись с ним, прикоснулись с его духом года три тому назад. [...]

5/18 декабря.

[...] весь сад в снегу. [...] Ян нежно обнял: "Я хотел сейчас к тебе пойти, нашел под столом 50 фр. Верно, ты обронила, и стало тебя так жалко". Какой он странный и нежный человек. И как я иногда боюсь за него. Теперь он мучается "Жизнью Арсеньева" - уже не нравится. [...]

6/19 декабря.

[...] Ян вчера был очень трогателен. Он расстроился, увидя мое состояние. Говорил: "Ты ведь часть моей души", предлагал [отказаться. - М. Г.] от предложения Фондаминских остаться на январь в Грассе. Но мне казалось, что ехать в Париж еще тяжелее.

Фондаминский как-то уклончиво написал относительно "Жизни Арсеньева", написал, что конечно, это произведение будет иметь большое значение, но что в нем нет занимательности. [...]

16/29 декабря.

[...] "Наши странствия"⁴ я должна писать, когда чувствую себя хорошо и ничто не расстраивает меня - тогда работа идет споро, а то - полная бездарность. [...]

Ян давно не пишет. В холоде, в дожде, мраке ему не работается. Хотя бы январь был погожим. Ведь ему необходимо набросать хоть бы III-ью часть.

Г. Н. встает в 11 часу. Ей жить надо было бы в оранжерее. [...] Она слаба, избалована и не может насиловать себя. [...]  

1928

[Из записей Веры Николаевны: ]

1 янв. 1928/19 дек. 1927.

Францию с Новым Годом! А я еще не чувствую, что Новый год идет, хотя уже 8 лет встречаю его во Франции, и все еще не привыкла. [...]

2 января.

[...] В "Днях" напечатан рассказ Г. Н. [Кузнецовой. - М. Г.]. Статья Макеева о "Совр. Зап." Восхищается "Божьим Древом"¹, но говорит, что эта жизнь канула в вечность.

Ян сказал: [...] Я пишу о душе русского человека, при чем здесь старое, новое. Вероятно, и теперь какой-нибудь Яков Еф. трясет портками и говорит теми же присказками. А они: все это картины старой жизни, - да не в этом дело.

[Из конспекта Ивана Алексеевича, написанного его почерком, вероятно, на основе уничтоженных записей: ]

9. 1. [нов. ст. и дальше все по н. с]

На пути в Cannes слезли, не доезжая, пошли по рощам мимоз. Солнечн. предвечернее время.

24. 1.

Г. [Кузнецова. - М. Г.] начала переписывать вторую книгу "Жизни Арсеньева".

27. 1.

Кончила переписку.

31. 1.

Напечатан "Кунак".

1.2.

Весенний день. Нарвала в саду и принесла мне белых цветов с запахом нарциссов.

4.2.

Голые деревья на фоне облаков в лунную ночь. Облака кажутся особенно белыми.

7.2.

При луне по Ниццкой дороге с Г. Кипарисы, созвездие Ориона.

8. 2.

Кончил вторую кн. "Ж. А."

18.2.

Отъезд в Париж - я, В. и Г.

19.2.

Париж. Hotel Gavarni номера 16, 14, 21. Завтрак у Ага (в его ресторанчике при лавке, на rue de la Pompe).

20. 2.

С Зайцевым "Chez Francis".

22.2.

Завтрак с Алдановым в "Москве".

23.2.

Обед у Ага и чай у Цетлиных.

23 февраля 1928 г.

[...] Вчера видели Алданова, он очень изменился, пополнел, стал каким-то солидным, но все такой же милый, деликатный, заботливый. Это он боится моих дневников, жаловался на это Цвибаку². [...]

Обедали у Цетлиных. [...] М. С. ушла играть в поккер, а мы пошли с М. Ос. на лекцию Адамовича, которая не состоялась, в виду того, что пришло 4 человека вместе с лектором. [...] С горя пошли в полосатый бар. Много говорили о литературе. Залили Берберовой³ за шкуру. [...]

24 февраля.

[...] покончила самоубийством Нина Петровская⁴. Верочка [Зайцева. - М. Г.] рассказывала, что [...] она пила, прибегала к наркотикам. 45 дней назад умерла ее сестра [...] она тыкала в нее булавки, а затем колола себя, чтобы заразиться трупным ядом. Но яд не брал ее. Жутко представить, что было в ее душе. [...] Жаль, что знаю я ее очень мало. Почему-то все вспоминается какая-то выставка в Строган[овском] училище, пустые залы, в одной в углу безжизненная фигура Брюсова⁵ в застегнутом сюртуке и мохнатая черная голова Нины на маленьком туловище. [...]

26 ф.

Похороны расстроили больше, чем ожидала. Народу немного. Больше женщины. Мужчин только четверо: Боря [Б. К. Зайцев. - М. Г.], Ходасевич, Соколов, нотариус и др. Унковский.

Гроб простой, досчатый, в церкви покрыт был черным сукном с серебряными галунами. И от этой простоты, отсутствия обычной на похоронах пышности было очень жутко. [...]

Перебрались на rue de Four. Комнатка маленькая, но все есть. У Яна просторно. У Галины - солнечно. [...]

27 февр.

Вот и Великий Пост. [...] были в типографии, отвезли 2 часть "Жизни Арсеньева". Читал Цетлин, ему очень понравилось.

Видела, как делают набор в типографии, вроде как на пишущей машинке, только выскакивают свинцовые плиточки. [...]

Приехала за 1/2 ч. в церковь. Пила кофе. [...] Служил Владыка. Он похудел и лицо его стало еще благороднее. Он хорошо читает, у него необыкновенно приятный голос. [...]

Обедала в ресторане. Не ела мяса. Решила так поститься всю неделю. Потом на "Зеленую Лампу". [...] Под зеленой лампой рассуждали [...] насколько Евангелия святы. И после церкви было особенно неприятно. Дм. С. болен. Зин. Ник. была любезна, оживлена, мила. А когда сидела за столом, то как-то съежилась, и мне было ее жалко. [...] мы ушли с Левиными, Тэффи и Ходасевичами. [...] Берберовой "Жизнь Арсеньева" не понравилась: "У нас с Ив. Ал. разный подход к жизни".

28 февраля.

[...] На Ефимоны поехала в Серг. Подворье. На дворе психопатка, кн. Эристова, влюбленная в Владыку, уговаривала меня исповедоваться у Владыки: "Он, как Иоанн Кронштадтский", "Он никогда не любил плотской любовью". [...] Я молчала, не зная, что ответить. К счастью, прошел мимо Карташев. Я извинилась и пошла за ним. [...]

[В дневниковых записях Веры Николаевны перерыв до мая. Делаю выписки из конспекта Бунина: ]

10.3.

"Зеленая Лампа".

11.3.

Завтрак в Латинском квартале.

12.3.

У Ага и у Куприна.

14.3.

Ужин в еврейском ресторане.

15. 3.

Бал писателей.

17.3.

Юбилей Барятинского. "Москва".

18.3.

Чешск. ресторан [...]

19.3.

Евр[ейский] ресторан и синема.

22.3.

"Викинг". Обед у Зайцевых.

24. 3.

Обед у Цетлиных.

25.3.

Чай у Тэффи. Вечер у Юшкевича.

29. 3.

Обед у Прюнье.

1.4.

Обед у Михайловых. С ними в синема.

5.4.

Отъезд из Парижа. В 5 ч. вечера остановка в Дижоне, отель "La Cloche".

6.4.

В час дня из Дижона. Пересадка в Лионе на Гренобль. В 8 вечера Гр. Ночевка там.

7.4.

8.4.

В 6 утра из Digne. [...] В 6 вечера в Ментоне, Hotel du Parc.

13.4.

Ходили на вынос Плащаницы. Наша Страстная.

[Из дневника Веры Николаевны: ]

1/14 мая 1928 г.

Давно я не писала по-настоящему дневник. Я могу это делать только, когда я сравнительно спокойна. Внутренний дневник мне писать трудно, как-то стыдно. Легче и приятнее описывать внешнюю жизнь, заносить разные события, встречи.

5 день мы в Грассе. Все уже устроилось и все жаждем начать работать. [...] Мы все устали от кочевой жизни, клонит в сон, особенно Галину.

Ян очень мил, нежен, весел. Он сказал, что завтра сядет заниматься, а как придет книжка "Совр. Зап.", так примется за Арсеньева. "Это не значит, что я сейчас же буду писать. Может быть, месяц промучаюсь, нужно все обломать, выбрать, просеять". [...]

16 мая.

Дождь, грязь. После обеда пошли с Яном в город и вдруг Марк Александрович [Алданов. - М. Г.]. Очень обрадовались. [...] За чаем спорили. Ил. Ис. [Фондаминский. - М. Г.] доказывал, что победить большевиков можно лишь духовной силой. [...] Алданов считает, что большевизм держится на чека и может быть свергнут двумя путями: или "дворцовым переворотом" или войной. [...] Он находит, что революция произошла только потому, что была война. [...]

Ил. Ис. считает, что война войной. [...] что избежать революцию можно было бы только в том случае, если бы была дарована конституция Александром II.

Ян не согласился - все равно, не удовольствовались бы. Может быть, если бы дал Александр I - тогда дело иное. Ведь с Радищевым⁶ началось неприятие, вернее, критика. [...]

К сожалению, М. Ал. по своей ненужной щепетильности, стал торопиться на автобус. Мы повели его верхом. Но на природу, по словам Яна, он, как чеховский кучер, смотрит свысока. [...]

18 мая.

[...] Сегодня юбилей С. В. Яблоновского. Вчера спор, можно ли устраивать подобные юбилеи. Ил. Ис. возмущен: "Чин жизни нарушен". Глупо, конечно, что печатается "Под председ. ак. Бунина". Но я нахожу, что всякий человек может справлять свой юбилей. И никакого чина здесь не нарушено. [...]

27/14 мая.

Сейчас за кофе. Опять разговор о Степуне. Илис: Читаю К. К. Арсеньева. Как его почитали, а он гораздо бледнее Степуна. [...] Я горжусь тем, что это я открыл Степуна. Мы познакомились в 18-ом году, его почти никто не знал. И когда он приехал сюда, я сразу схватился за него. А как его боялись в редакции. Говорили - кто его знает, то ли монархист, то ли еще кто другой. И как трудно было убедить, что нужно искать людей. Не понимают, как составляется всякое общественное течение. Напр. славянофильское - был Хомяков и обосновал настроение этой группы, это как мотор. [...]

Я: Завидую вам, что вы знаете, что нужно в данный момент. Абсолютной истины нет, и история только и делается людьми, которые знают "истину".

Ил Ис: Да, это правда. [...] Сейчас мне кажется, что правильный путь это духовно-национально-социалистический. [...]

11 июня.

[...] Ян все крутится, все никак не усядется. Но, кажется, вот-вот он погрузится в Арсеньева. Сегодня он весь день убирался. [...]

[В конспекте И. А. Бунина значится: 14. 6. Начал третью книгу "Ж. А.", 21. 6. Приехал Зайцев.]

6/7 [июля].

Ночь. Опять не спится. Третий час. [...] Равнодушие Яна убивает меня, а в претензии быть на него нельзя, он сейчас сам в смятении. Не может работать, ездит купаться, устает, плохо спит, волнуется. Ждет с нетерпением Рощина. Ему кажется, что как он приедет, то все наладится, а он, как на грех, обманул. [...]

Ян спросил Берберову: - Ну, а как мэтр? И она совершенно серьезно ответила: "Мэтр и т. д.".

16/17 [июля].

Ночь. Опять третий час, и опять не сплю. [...] Сегодня были у З. Н. [Гиппиус. - М. Г. ] К счастью, а deux с ней была недолго, потому никаких неприятных сплетен не слыхала. [...] Борис [Зайцев. - М. Г.] дважды оборвал Зин. Ник. Он это умеет, но все же это его взволновало.

1 августа.

[...] Уехал Зайцев. Немного грустно. [...] В Зайцеве есть светлость, понимание чего-то нужного, чувство правильности своего пути - это великое счастье. Религиозность - его опора и защита некая от собственной плоти. [...] Ему здесь было "хорошо, как дома". Конечно, наш "Монастырь муз" ему подходит, есть и устав, есть и удовольствия, и правильный образ жизни, и возможность писать спокойно, и полная душевная свобода.

Прочла "Афон" в книге, прочла о нем рецензию и нахожу, что никто по-настоящему не оценил эту редкую книгу. [...]

2 августа.

Очень беспокоит Ян - тих, кроток, подавлен. Устал, беспокоит сердце. Он не может работать, отчего очень страдает и, как всегда, ему кажется, что хуже с ним не бывало. [...]

Денег осталось совсем на донышке. Если завтра не пришлют чехи - дело плохо. [...]

5 августа.

[...] Ездили в Торан к Мережковским. Они живут в замке, существующем с 1525 года. Комнаты с толстыми стенами, амбразуры окон величиной с комнату в новых домах. Воздух там живительный, мы прямо отдохнули от жары.

29 августа.

[...] Ян чувствует себя плохо. Встал и опять лег спать. Он оставил на несколько дней "Арсеньева" и начал о Толстом для "Посл. Н[овостей]".

3 сентября.

у русских, то редко у профессоров, а скорее у инженеров. Русских он знает, но писателей - мало. Главная его забота и интерес - журнал и книгоиздательство. Съезд⁷ его мало интересует, хотя он и будет его открывать.

Он долго и подробно рассказывал о том, что сербы сделали для русских: 1) не дали умереть с голоду, 2) поставили на ноги, 3) открыли школы, теперь хотят основать журнал, устроить книгоиздательство. Деньги есть. Белич хочет, чтобы журнал был самым лучшим, самым интересным. Наметил редакторов: Мережковского, Бунина и Струве, который будет жить в Белграде и фактически и технически руководить журналом. Ян отказался от редакторства: и некогда, и, по его мнению, втроем это делать невозможно, да и взгляды литературные диаметрально противоположные. Уж лучше пусть будет редактором один Струве. Потом обсуждался вопрос о том, пойдут ли к Струве писатели. Ян думает, что пойдут, если не будет политики. Белич говорит, что статьи будут только литературные и научно-культурного типа.

В Сербии два течения: одни желают, чтобы русские ассимилировались, а другие, наоборот, хотят, чтобы русские остались русскими и друзьями сербов. По-видимому, это течение берет верх.

Мы дали ему стихи Ходасевича. Ян спрашивал, нельзя ли устроить ему субсидию. Оказывается, субсидии не зависят от Державной комиссии, где Белич председательствует. Стихи Ходасевича не понравились: - "в нем есть двойственность". [...]

8 сентября.

Виделись с Тэффи и Тикстоном. Впечатление, что им скучно друг с другом, хотя связь их крепкая. [...] Свели их с Беличем. Но у меня чувство, что Тэффи осталась недовольна. [...]

Вчера зашли к Мережковским. [...] В Белград они едут. Возмущены, что редактор Струве. "Я не буду с ним работать", заявляет З. Н.: [...] "Я напишу статью против самодержавия, вот он и уйдет". Значит, ясно - Мережковские едут в Белград, чтобы вырвать у Струве воображаемую власть, а если не удастся, то будут стараться, чтобы Струве отказался работать с ними. Они думают, что журнал будет в их руках, т. к. Ян занят "Арсеньевым", связан с "Совр. Записками", то он не опасен им. Алданов вряд ли станет принимать близкое участие там, Куприн - рамоли, Шмелев - болен, Зайцев - не опасен. Словом, им мерещится из этого журнала сделать "Новый дом". [...]

Серов нашел, что у Яна ослаблено сердце, что и раздражительность от этого, а не от печени. Спрашивал, не заботит ли его что. Он сказал, что как не заживающая рана, его гнетет мысль о работе. Совет: на время постараться забыть. [...]

19 сент.

[...] Ян совершенно с ума сошел насчет сердца, нервничает, не спит, днем не ест. Был у Серова, теперь хочет к Маану. Боюсь, что и Маан его не успокоит. Ему нужен доктор вроде Альтшулера.

Мережковские едут в Сербию. Им прислали 10000 фр. будто бы за пьесу. З. Н. сшила новое, слава Богу, черное платье. Дм. С. возбужден. [...]

Ходасевич попросил у меня ту статью Гиппиус, где она писала об Яне, как о большом писателе, о большой личности и издевалась над критиками, которые называют его описателем. О себе Ходасевич говорит, что он очень доверчив, что Мережковским он верил и что они "ужасно с ним поступили". [...]

8 окт.

Письмо Мережк[овского]:

Дорогой Сергей Константинович⁸, посылаю Вам [...] большую газету с моим интервью. Очень прошу Вас велите его перевести и напечатайте в "Возрождении". Интервью чрезвычайно важное, благодаря многим обстоятельствам, между прочим, исключительно любезному приему короля Александра: на обеде я сидел рядом с королевой, а З. Н. рядом с королем. Наша беседа была очень важна и она, конечно, будет иметь последствия. [...]

Ах, забыл, я получил орден Св. Саввы степени, высший орден в Югославии. Это тоже имеет большое значение, З. Н. - Савву второй степени. Ленты, звезды, рескрипты. Славяне все в восторге и умилении. Встречали, плачут слезами от любви к нам русским. А дураки в Париже сидят каменными болванами.

20/7 октября.

Были вчера у Мережковских. Оба сияют и довольны. Вероятно, денег привезли больше, чем ожидали. [...] Ордена красивые. И Д. С. все повторял, что кроме него, такой орден только еще у одного сербского писателя, а про Немировича и не упомянул.

Уверяют, что сербов правых почти нет. В Белграде чувствуется Россия. Куприн пил, перед представлением королю возили в баню, т. к. он с утра был пьян. К нему было приставлено двое молодых людей. Струве свалили, "все против него и сам Белич, т. к. он заявил свою программу и потребовал, чтоб всех сыновей перевести в Белград (?). Белич понял, что он генерал". Д. С. еще говорил, что у Струве социал-демократическое презрительное отношение ко всем писателям.

Журнала пока не будет. Лучше газета. Но на газету нет достаточно денег. [...] Основалось там пока лишь книгоиздательство. На год намечено выпустить 12 книг. [...]

Рассказывали они нам далеко не все, все время лавировали, особенно З. Н.

Мережковский еще воодушевлен религиозным настроением Загреба. Его там считают чуть ли не католиком, т., к. католики думают, что он работает на соединение церквей и уверены, что если это соединение произойдет, то они православную церковь сумеют поработить. [...]

Вечером Ян долго говорил о "Жизни Арсеньева". Он горюет, что дал такое заглавие, нужно было назвать "У истока дней" и писать, как "Толстой-душенька написал Детство, Отрочество и Юность и запнулся". - "И мне кажется, что и я больше не напишу. Ведь 17 лет не написал в трех книгах. А 40 лет я должен написать в одной, в крайнем случае в двух... Ведь одно из двух: либо писать кратче, а если так же - то сколько выйдет томов! Я думаю об этом денно и нощно. Иногда кажется, что нужно оставить на время, заняться другим".

27/14окт.

Сутки - дождь, ни на минуту не переставая, в саду вода. Гул от ручья вдоль Mont Fleury. Ночью был гром.

Галина никогда не видала, как танцуют кадриль. Чтобы размяться, мы позвали Капитана⁹ и стали танцовать. Я забыла четвертую фигуру. Они к кадрили относятся, как я к лансье.

Ян читал Мопассана, я работала. [...]

24/11 н.

Была одна у Мережковских, после письма З. Н., в котором она пишет: "Вы нас плотно покинули... Я всегда обречена на любовь верную и неразделенную".

Были все со мной очень милы. Дм. С. в хорошем настроении, доволен. А З. Н. - в тяжелом - ей негде писать. В "Возр." ее редактируют, даже ее дневник в отд. изд. Поднимается вопрос, не взять ли назад этот дневник, нарушить контракт. [...]

З. Н. говорила об Яне: "Он - единственный, подражать ему нельзя. К людям он относится, как к части мира, который он любит очень. А потому он может дружить и с Кульманами и т. д. Человек сам по себе ему не нужен". М. б. это и правда? [...]

"Вот мы переписывались с Т. Ив. [Манухиной. - М. Г.] о молодых писателях: у них все есть - и форма, и уменье, только нечего сказать". [...]

2 дек./19 нояб.

[...] Телефон. [...] - Это Екат[ерина] Павловна [Пешкова. - М. Г.]. - На минуту захватывает дыхание. [...] - Я в Ницце. Не можете ли вы приехать повидаться? - Сейчас трудно. Из Грасса нет прямого сообщения. Нужно ехать через Канн. [...] - Мы приедем в Канн. - Хорошо, буду ждать вас у решетки, при входе с вокзала. Буду в вязаном пальто - вдруг вы меня не узнаете. [...]

Поехала в Канн. [...] незаметно провела время до прихода поезда из Ниццы в 6 ч. 30 м. Уже прошла вся публика. Их нет. Жду. Сердце бьется. Ведь Ек. П. была последней, кого я видела в Москве в день нашего отъезда на юг в мае 1918. И первую я должна увидеть оттуда.

Наконец, вижу идет дама, чем-то очень напомнившая мне Савинкову, довольно полная, весело мне машет. - Екатерина Павловна!

Мы поцеловались. Потом я поздоровалась с Брежневым. Зашли в Consigne. Сдали ее кожаный чемодан и беличье пальто (очень красивой темной белки). Куда идти? Я повела их к англичанам. Заперто. Пошли [...] сели в глубине кафе, спросили St. Raphael.

Сначала о родных. Мать ее жива, ей 80 лет. Жена Максима не хочет ехать в Россию. Максим ничего не делает, даже марки перестал собирать серьезно. Говорила о Мите¹⁰, о его болезни. Ек. П. обещала повидаться с ним. [...] Я спросила, нельзя ли нам достать от наших наши дневники, старые письма и, если остались, вещи? Ек. П. сказала, что кое что может провезти. - "А вот если бы раньше, Ал. М. [Горький. - М. Г.] мог бы все, что угодно, вывезти - у него багаж не осматривали". [...] С Малиновской не видалась, т. к. она занимала высшие посты у большевиков. С Толстыми не видается, "он слишком много дружит с большевиками, покупал дешево мебель. А затем его пьеса "Императрица"..." Умер Крандиевский, сама по-прежнему глуха... "Скирмунт живет у меня. В Париже он пропадал. Было трудно, но я устроила ему визу. И теперь он снова стал таким, каким был до заграницы". "Вообще, я с большевиками не видаюсь, видалась с одним Дзержинским и считаю его порядочным человеком".

- Как же?

- Он считал, что раз он находится в правительстве, которое признает расстрелы, то он не может уклоняться от каких бы то ни было мест. Он единственный из всего ГПУ, с которым можно говорить. Когда я начала работать в Кр. Кр., я решила никогда не обращаться в ГПУ. Но однажды надо было спасти одного человека и я решила обратиться к Дзержинскому. Я была удивлена, что он выслушал меня. Он вникал в каждый случай.

Я спросила о двух знакомых в Соловках¹¹

Потом она спрашивала, правда ли, что Ян страшный монархист. Я сказала, нет, ничего страшного. Он примет всякую власть, кроме большевицкой.

Она выразила сожаление, что Ян не в России теперь. Я сказала, что он большевизм не переносит, как я кошек, что в Одессе, где мы ощутили его всей кожей, он чуть не заболел от одного вида большевиков.

Потом она стала расспрашивать, правда ли, что он писал такие злобные статьи?

- Это не злоба. Это пафос. Мы белые и никогда не изменим тем, кто пал в борьбе с большевиками.

- Вы ведь от Каляева не отрекались.

- Но Россия выше всего.

- Нет, кое что есть выше России, - сказала я, когда поезд уже тронулся.

Меня охватило грустное чувство. Может быть, хорошо, что наше свидание длилось только час. Я рада, что видела Ек. П. Теперь я знаю, что она не переменилась, что по-прежнему она не способна ни на что дурное сознательно, но "живя в нужнике, ко многому принюхаешься". [...] В ней самой появилось спокойствие, она пополнела, отчего глаза уменьшились и стали менее красивы. Но лицо молодое. Работает в Кр. Кр. даром. Получает от Ал. М. [Горького. - М. Г.] 100 рубл. на себя и 100 руб. на мать - на это и живет. Скупо ей дает Ал. Мак. Голос у нее все такой же приятный. И флюиды от нее приятные, но все же было очень грустно.

- Я надеялась, что Ив. Ал. приедет с вами, я тогда скорее почувствовала бы его. Я его больше всех люблю, как писателя.

- Он боялся вас скомпрометировать, а то бы приехал.

- Где лучше остановиться в Париже, где нет русских? Могут быть там неприятности.

- В центре. Пасси - русский центр, - сказала я.

[...] Ян чувствует себя плохо, тревожно. Беспокоит будущее. Денег мало. Как проживем в Париже? Говорили об издательстве в Белграде. Что послать? "Избранные рассказы", "Окаянные дни", "Книжку новых рассказов"? На вечер надежды мало. Да и кто будет продавать билеты?

Все вспоминается тон голоса Ек. П., когда она говорила, что у большевиков что-либо хорошо. Все же она подсознательно хотела оправдаться, мой слух не обманешь, интонация выдает. [...]

20/7 дек.

Потрясены смертью Юл. Ис. Айхенвальда¹²

Целый день мелькают в голове картины встреч с ним. Вспоминается, как мы раз ехали вместе из Киева в Москву и часами просиживали в вагоне-ресторане, споря о женщине. Он считал, что назначение женщины - быть женой, матерью и что все курсы от лукавого. Назначение женщины - страдать, особенно, как матери. [...]

Оказывается, было знаменитое собрание, был завтрак на 12 персон с Гукасовым. Шмелев неистовствовал, кричал о кружковщине и неуважении к писательскому званию. Всем было неловко. Ни Тэффи, ни Зайцев, ни Яблоновский его не поддержали, только Куприн пробормотал что-то несвязное о "Куполе Св. Исаакия". [...]

В общем, собрание было неудачным (передаю со слов Маковского). Гукасову были открыты карты, о которых ему не нужно было знать, и этим закрепилась кабала.

Концерт в пользу журналистов провалился, не дал ни копейки, но вызвал много прошений. [...]

[...] Вчера было письмо от Фондаминского. Очень интересное начинание - издавать биографии-романы. Предлагают и Яну. Пока согласились: Алданов - Александр I, Цетлин - Декабристы, Ходасевич - Пушкин, Зайцев - Тургенев. Яну предлагали Толстого, Чехова, Мопассана, но он согласился на Лермонтова¹³.

"Вере Николаевне передайте, что фельетон¹⁴ ее имел успех - все хвалят". А мне даже жутко, хотя - не скрою - весело. Только страх, что больше не напишу. [...]

Верное чутье было у меня, когда я еще нашему книгоиздательству [в Москве. - М. Г.] предлагала выпускать художественные биографии. Никто не отнесся к моему проекту серьезно. [...]

[...] Пришла книжка Зурова "Отчина". Это историческое описание Псково-Печерского монастыря. Он весной работал в монастырской библиотеке, сделал зарисовки букв, концовок, водяных знаков и кожаных тиснений. В этой библиотеке он обнаружил заброшенную икону с рисунками обители конца царствования Ал. Михайловича и богатую киноварными буквами рукописную книгу XVII века государева дьяка Мисюря Мунейхина. Названа его книга "Отчина". Написана просто, сжато, с древними словами. Молодец. Значит, у него серьезные задания. Хорошо, что он религиозен.

Он в письме сообщил Яну, что ему было 16 лет, когда он стал добровольцем, значит, ему 26. Был в Праге (Г[алина] вспомнила его), но доктор посоветовал уехать оттуда из-за здоровья, - он был дважды ранен. Служил в "Перезвонах"¹⁵ секретарем. Прислал свою крохотную фотографию. Лицо приятное, хотя, вероятно, он самолюбивый человек и с характером. Г. написала ему письмо¹⁶. [...]

"Анна" [Б. Зайцева. - М. Г.] - хороша. [...] Я рада, что он работал у нас хорошо. Смешно, что в такую жару он писал так хорошо вьюгу, мороз. Интересная черта. Ведь и Ян много зимних рассказов написал на Капри, а о Цейлоне писал в Глотове зимой, в стужу. [...]

Вчера гуляли с Галей по дороге в С. Валлье. [...] Говорили о литературе, о Рощине, жалели, что он многого не понимает, едва ли будет совершенствоваться. Она опять говорила, что весной хочет писать повесть из 17-18 годов. [...]

28 декабря.

[В дневник вклеена фотография Ю. И. Айхенвальда, вырезанная из газеты.]

[...] Письмо от Зайцева: "Юл. Ис. был в гостях у Татаринова, находился в очень подавленном и мрачном настроении. Говорил, что надежд никаких нет, и жить Вышел и на бульваре [...] - трамвай идет совсем рядом с аллеей - по близорукости своей и попал под вагон. Трамвай так его придавил, что пришлось поднимать вагон специальным краном, подъемником! Но, видимо, он сразу оказался в бессознательном состоянии. Изуродован ужасно, выбиты зубы и т. д. В больнице у него был брат Вышеславцевой и видел его, но Юл. Ис. в себя так и не пришел. Очень многие в Берлине его любили".

Милюков возражал Зайцеву против панихиды от Союза. "Мы не конфессиональное учреждение". Поддержал Зайцева Аминад [Дон-Аминадо. - М. Г.]. Панихида состоялась - народу пришло мало, большинство - евреи. [...]

29/16 дек.

[...] Мне письмо от Оли Иловайской¹⁷¹⁸. [...]

Тяжело бездетным женщинам невыносимо. [...] Умрешь и никого не оставишь, некому тебя оплакивать, некому за тебя молиться. Верно, что евреи - мудрый народ - считали, что бездетность - это наказание за грехи. Так оно и есть. Поняла я это слишком поздно.

31 декабря.

Проснулась рано. Слышу, Ян уже встал, стала одеваться. Он вошел ко мне, когда я не была еще готова, очень ласково поздоровался - признак хороший, значит, уже во власти работы.

а я на этот раз не пошла к парикмахеру, сэкономила на дневник. Пили кофе у англичан, купили Галине конфет. [...]

Возвращались в первом классе. Мы мало говорили. Ян все читал, но было редко хорошо. Потом Ян встал и неожиданно поцеловал меня. Потом мы говорили, что послать мне в "Посл. Н.". [...] Потом я рассказывала об Эртеле. Как думаю написать¹⁹. [...]

Примечания

1. Речь идет о "Зарубежном съезде" русской эмиграции.

3. А. И. Белич, сербский академик. См. также запись от 3 сент. 1928 г.

4. Писательница, которую, по убеждению Бунина, серьезно любил Чехов. (См.: Ив. Бунин, "О Чехове", изд-во имени Чехова, сс. 134--204.)

5. Вл. Ходасевич, поэт, критик.

6. Писатель.

1. См. прим. 19, 1921 г.

2. Предполагаю, что речь была о Г. Н. Кузнецовой, молодой писательнице, которая вскоре поселилась у Буниных.

3. В поездке, кроме Буниных, участвовали И. И. Фондаминский и Г. Н. Кузнецова.

4. В. Н. работала над воспоминаниями, которые были напечатаны уже после смерти Бунина. 

2. Я. М. Цвибак (Андрей Седых) - журналист и писатель, сопровождал Бунина в Стокгольм в 1933 г.

3. Писательница, жена Ходасевича.

4. Писательница, жена С. А. Соколова (Кречетова).

5. Валерий Брюсов вывел Н. Петровскую в "Огненном ангеле".

"Путешествия из Петербурга в Москву".

7. В Белграде устраивался съезд русских писателей. См.: Г. Струве, "Русская литература в изгнании", изд. имени Чехова, 1956, с. 198.

8. Письмо, вероятно, адресовано С. К. Маковскому, комментариев В. Н. не дает. О пребывании Мережковских в Белграде см. также письма З. Н. Гиппиус В. Злобину (T. Pachmuss, "Intellect and Ideas in Action", Munchen, 1972).

9. Прозвище Рощина.

10. Брат Веры Николаевны - Д. Н. Муромцев.

12. Критик, автор "Силуэтов русских писателей".

13. Книга написана не была, но материалы Бунин начал собирать.

14. О Леониде Андрееве.

15. Журнал, издававшийся в Риге.

"Новом Журнале" No105, cc. 225--231.

17. Дочь проф. Д. И. Иловайского.

18. Вера Ник. работала над очерком "У старого Пимена". См. "Неизданные письма", Марина Цветаева, Париж, 1972, cc. 531--541.

19. Вера Ник. собирала материал о писателе А. И. Эртеле.